Двойная экспозиция онлайн: Двойная экспозиция — ФотоФания: Бесплатные фотоэффекты и фильтры онлайн
Как сделать типографический эффект двойной экспозиции в Adobe Photoshop
Двойная экспозиция — интересная техника, при которой проект сочетает в себе две или более фотографий, как бы наложенных одна на другую. Наш сегодняшний урок расскажет вам, как грамотно создавать такие фотоманипуляции. Используя разные режимы наложения и корректирующие слои, мы научимся делать потрясающий текстовый эффект, который сделает ваш дизайн более оригинальным.
Типографический эффект двойной экспозиции в Adobe Photoshop
1. Создаем текст
Шаг 1
Создайте в Adobe Photoshop новый документ с размерами 1500 x 1000 пикселей и залейте его белым.
С помощью любого шрифта (в нашем случае был скачан шрифт Peace Sans Regular), напишите слово, используя только заглавные буквы. Чем больше будет размер, тем лучше.
Параметры нашего слова вы можете видеть на картинке ниже, но можно взять и другие на свое усмотрение.
Шаг 2
Расположите скачаное изображение Branches 3 поверх текстового слоя и ресайзните его.
2. Делем маску
Шаг 1
Щелкните кнопкой Command/Ctrl по миниатюре текстового слоя в палитре слоев.
Шаг 2
Возьмите инструмент Rectangular Marquee Tool / Прямоугольная Область Выделения, щелкните по иконке Intersect with selection / Пересечение с Выделенной Областью в панели Options / Настройки.
Затем, нажмите и перетащите, чтобы выделить первую букву, и отпустите.
Шаг 3
Это сделает невыделенными все буквы, кроме первой.
Выделите слой с ветками и нажмите иконку Add layer mask / Добавить Слой-маску внизу палитры Layers / Слои.
Шаг 5
Оставьте новую копию изображений с ветками, затем повторите то же самое со всеми буквами, которые у вас есть.
В итоге у каждой буквы должен быть свой слой с ветками для маски.
3. Располагаем ветки внутри букв
Шаг 1
Делаем изначальный текстовый слой невидимым с помощью нажатия на иконку с глазом.
Шаг 2
Щелкните по иконке с цепочкой (она расположена между миниатюрами слоя и слоя-маски), чтобы они перестали быть связаными. Это позволит перемещать изображение внутри маски, а не вместе с ней.
Нажмите Command / Cntr плюс T, чтобы войти в режим Free Transform Mode / Cвободное Трансформирование. Двигайте, разворачивайте и меняйте размер веток внутри буквы до тех пор, пока вам не понравится результат.
Нажмите Return / Enter, чтобы сохранить изменения.
Шаг 3
Повторите выше описанное со всеми остальными буквами, но только не забудьте по окончанию снова связать слой с маской-слоя (иконка с цепочкой).
Поместите слои с ветками в одну группу и назовите ее Text.
4. Создаем карту градиента и добавляем текстуру
Шаг 1
Нажмите иконку Create new fill or adjustment layer / Cоздать Новый Корректирующий Слой внизу палитры Layers / Слои и выберите Gradient Map / Карта Градиента.
Шаг 2
Кликните по иконке Clip to layer/Сделать слой обстравочной маской, затем кликните по градиенту, чтобы создать собственное сочетание цветов.
Используйте следующие цвета на соответствующих процентах непрозрачности:
#282828
— 0%#5c5353
— 25%#877a7a
— 50%#ada3a3
— 75%#f1eded
— 100%
Шаг 3
Поместите изображение New York Buildings поверх всех слоев, подгоните по размеру, если это необходимо, и измените режим наложения на Lighten / Замена Светлым.
Кнопкой Command/Cntr щелкните по миниатюре текстового слоя и затем кликните по иконке Add layer mask / Добавить слой-маску.
Это наш завершающий шаг по созданию двойной экспозиции, но мы еще добавим корректирующий слой, чтобы усилить эффект.
5. Корректируем цвет
Шаг 1
Добавьте еще один корректирующий слой Gradient Map / Карта Градиента поверх всех других слоев и создайте градиент, взяв цвета #48406e
слева, <strong>#76747e</strong> в центре
, #fbc690
справа.
Затем снизьте непрозрачность слоя до 35%.
Шаг 2
Добавьте корректирующий слой Levels / Уровни поверх всех остальных слоев и задайте параметры, как показано на скриншоте внизу.
Финальный результат
Ссылка на источник
Читать онлайн «Двойная экспозиция», Анастасия Астафьева – ЛитРес, страница 2
Ботинки, которые ты носишь…
Я сваляла дурака. Я попробовала выйти «взамуж». Я попыталась от тебя сбежать. От тебя – читай – от себя, а, стало быть, бесполезно, бессмысленно. Никогда не думавшая прежде, что могу быть такой стервой, стала ею – сварливой, толстой, не стриженой, не накрашенной, в затрапезном халате, не всегда тихо ненавидевшей своего сожителя. Я сделалась точной копией типичных анекдотичных жен. Только анекдот этот оказался из серии чёрного юмора.
Днём я, изо всех сил, выдерживала, переживая своё «замужество»: ходила в магазин, чистила картошку, варила суп, стирала, гладила рубашки, которые мой «муж» предпочитал менять через день. Если бы это были твои рубашки, осоловевшая от счастья, я бы стирала и гладила их круглыми сутками. Но это были его рубашки, и я их презирала.
Вечером я выполняла «супружеский долг», нарочно соблазняя его ежедневно, чтобы ненавидеть ещё больше. Мне был омерзителен его запах, его кожа, его биологические сливы, после которых он неизменно напоминал мне, что если я «залечу», то непременно пойду на аборт. Он даже никогда не целовал меня, не ласкал так, как мне хотелось.
Он уходил в свою комнату, в свою постель, а я свободно, не боясь быть услышанной сквозь его храп, вволю ревела в подушку, выла под одеялом, звала тебя, кричала тебе о том, как мне плохо. И ещё старалась вспомнить твой запах, твой вкус. Воскрешая в памяти твой образ, я доходила до галлюцинаций, мистических переживаний, где я переставала различать реальность и вымысел. Ты был рядом. Ты был со мной. Я сходила с ума. Я вызывала из прошлого твои глаза, восторженно светящиеся при виде меня, твой тихий мягкий голос, твой лёгкий, всегда чуть сдержанный смех. Я звала твои руки, твои губы, твои слова, до отупения повторяя самые ласковые из них. Я улыбалась, припоминая, как ты радовался, если что-то похожее и родное находил во мне, в моём образе жизни. Была ли то скатерть на кухонном столе, печенье одного сорта, отчего-то купленное нами одновременно. Только я его несла в свой пустой дом, а ты – жене и детям. И ты радовался. Радовался, когда открывал, что нам нравятся одни фильмы, одна музыка, одно вино, одни люди, один, созданный нами для нас мир. И я никогда не понимала, почему же мы не вместе? Если всё так славно и радостно. Ты смеялся, ты грустил, ты сходил с ума от страсти, ты молчал, ты говорил, ты смотрел на меня, ты смотрел сквозь меня, ты не видел меня, ты храпел… Стоп! Ты никогда не храпел. Это храпел он в соседней комнате, и я, выброшенная этим отвратительным звуком из фантазий и грёз в мир настоящий, снова выла под одеялом. Если бы это храпел ты, я бы наслаждалась. Всё, что я любила в тебе, в нём я не терпела, да в нём и не было ничего от тебя.
Тогда – это был порыв полного, какого-то омутного отчаяния – я устала ждать твоего решения, меня задавила чудовищная депрессия, да ещё тот октябрь, он случился такой мрачный, такой промозглый. Мне хотелось умереть. Я почти решилась на это. В тот вечер я медленно брела домой по слякотной грязи, какими-то задворками, среди гаражей и гнилых заборов. И его машина просто остановилась около. И я села в неё. Первый раз в жизни я села в машину к незнакомцу! Мне было всё равно… А потом я уехала к нему, далеко на Север, в холостяцкую квартиру с тараканами. Унылые будни разбавлялись ревнивыми посещениями бывших подружек и частыми вечерними посиделками с приятелями-пропойцами. Зачем я уехала за тем, кого не любила? Мне было – всё равно… Мне хотелось верить, что я верю, будто он меня спасёт. А он меня добил. Я сама себя добила этим сожительством. Сознательно.
С ним я выдержала девять месяцев. И сбежала от него – читай – от себя, потому что снова бессмысленно.
Я уезжала от себя в трясущемся лязгающем вагоне, и все тридцать шесть часов пути клялась себе и тебе, что вернувшись, никогда, ни за что не приду к тебе, не позвоню.
Пять месяцев я держалась, но однажды вечером оделась и пошла к твоему дому. Сердце грохотало, протестовал разум, ныла душа, а вот ноги мои шагали себе и шагали, разве что, чуть ослабело сгибаясь в коленях. Я села на скамейку в твоём дворе и стала чего-то ждать. Горел свет в твоей квартире, я видела в окне движущийся силуэт, думала, что это ты. Я не рассчитывала на встречу, почти не хотела её, просто сидела в твоём дворе и мёрзла. Меня словно приморозило к скамейке, и я равнодушно околевала, лишь изредка разминая заледеневшие в тонких перчатках пальцы.
И у подъезда остановилась твоя машина. Ты вышел из неё, хлопнул дверцей, выведя меня этим из оцепенения. Я проговорила твоё имя. Оно рассыпалось стекляшками – застывший язык не повиновался. Тогда я крикнула твоё имя. Ты обернулся. Я снова перестала различать реальность и вымысел: твой взгляд, удивлённо и восхищённо вскинутый на меня, твой тихий смех, ласковый голос, твой запах. Всё это закружило меня, завьюжило, замело разум.
Ты говорил, что мы оба сумасшедшие, иронично спрашивал, каково мне замужем. Я отмахивалась рукой, но ты, плохо скрывая ревность, говорил глупости о том, что там у меня любовь, не слушал моих возражений. Ты жаловался на усталость, на работу, ты говорил, что хочешь есть. Ты неожиданно поцеловал меня и велел зайти завтра на работу, чтобы всё, ВСЁ обговорить. Ты засмеялся, что замёрз, что на тебе тонкие брюки, а мороз, похоже, подваливает градусов под восемнадцать. И слегка поддёрнул брючину, чтобы показать, что под ними действительно ничего не поддето тёплого. Я успела увидеть сверкнувшую кожу голой ноги, чуть съехавший носок, а ещё я увидела твои новые ботинки. Ты ещё что-то говорил, шутил, а я застыла взглядом на этих ботинках – чёрных, на тонкой подошве – не дорогих, но довольно изящных. Эти ботинки в одно мгновенье откинули меня в пережитое, откуда я удрала.
Мы выбирали моему «мужу» обувь. Мне вообще нравится мужская обувь, она широкая, удобная. А одни туфли особенно приглянулись мне: изящные, на тонкой подошве, модные и не очень дорогие. Я предложила ему их купить, но его перекосило, словно он прожевал горсть клюквы. Он рявкнул, что я ничего не понимаю, и купил жуткие, грубые, под кроссовки слаженные ботинки, в которых после до крови натёр ноги. Я махнула рукой и ещё несколько раз подходила к выбранным мною туфлям, даже подержала их в руках – лёгкие, с удобной колодкой. От таких и походка-то особая становится.
И вот в таких-то, именно таких ботиночках стоял сейчас передо мной ты. Тоска скрутила мою душу, слезами набухли веки, и мне неодолимо захотелось опуститься на колени перед тобой, обнять усталые замёрзшие ноги и целовать эти несчастные ботинки.
«Господи! Даже его ботинки я люблю! – стонала моя душа, надрывалось сердце. – Господи! Почему я не с ним?!»
Ты убежал домой отогреваться, а я, сразу помрачнев, сложившись в плечах, побрела в свою пустую одинокую квартиру.
Завтра мы встретимся, но реанимация трупа нашей любви закончится для неё очередным летальным исходом. И я ещё не раз буду убегать от тебя-себя, уезжая в другие города, начиная, пытаясь начать жить без тебя, возвращаясь снова и снова. Только все видения, все фантазии, связанные с тобой, теперь перекрыли эти злосчастные ботинки, которые ты носишь. Я все представляю, как обнимаю твои усталые ноги и целую, целую запыленные ботинки: «Господи, почему я не с ним?!».
Бывая на рынке, я часто подхожу к рядам с мужской обувью и, стоя чуть в стороне, подолгу с тоской смотрю на эти ботинки. Ничего не выбираю, не покупаю. Продавцы раздражаются, видимо, подозревая во мне воровку. Но я не смогла увести даже тебя, где уж мне украсть ботинки, которые ты носишь.
2000 год
Ожидание
Однажды она меня позвала. Именно позвала. Сама. Я частенько проходила мимо неё, не замечала, увлечённая поиском грибов, а тут – словно прозрела, услышала зов и подняла от земли глаза.
Она росла в гордом одиночестве на едва заметном взгорке, а метрах в трёх вокруг, будто расступившиеся в почтении слуги, застыли тонкоствольные молодые сосны. Не раздумывая, я поняла, что это царица надменно высится над своей челядью. Была она стара, стояла наклонно, неожиданно и неуместно напоминая своей «позой» Пизанскую башню. До самой вершины ствол её был гол – отсохли и обломились с годами ветви. Отчего-то я долго не решалась подойти к ней.
День выдался жаркий, ослепительно-солнечный. Лесные пичужки резвились и играли, прыгая по ветвям деревьев, перелетая с одного на другое. Вдруг одна из них, крохотуля с зеленоватыми перышками на крыльях, уселась на ствол царицы-сосны и тюкнула клювом толстую, наверняка почти каменную кору. Мне представилось, как рассердится, разбушуется сейчас дерево, стряхнёт с себя дерзкую птичку, но птаха улетела, не найдя ничего съедобного, а всё осталось по-прежнему тихо.
Тогда я скинула с себя оцепенение, поставила на мох, в листья брусничника, полупустую корзину, подошла к сосне и обняла её. Рук моих хватило лишь на половину обхвата ствола. Он был тёплый, нагретый за день солнечными лучами. Светло-коричневые, размером с ладонь шашки коры лепились отдельно друг от друга и напоминали рисунок на теле жирафа; кое-где кора была проточена вредителями, издолблена неглубокими дуплами, затянувшимися слезящейся смолой. Деловито устремляясь к вершине, ползли по стволу крупные чёрные муравьи. Своими объятиями я нарушила им проторённую дорожку. Насекомые смешались было, но через мгновение осмелели, заползали по моей руке, пытаясь прыснуть едким спиртом в неожиданного врага, хорошо, что рукав куртки защищал меня. Я примирительно убрала руку с пути муравьёв, и чёрный ручеек выровнялся, вновь побежал размеренно.
Мне слышалось, что в сердцевине дерева таким же ровным потоком текут соки, несут живицу от корней к вершине, к искривленным, изломанным ветрами ветвям.
Крона сосны была так далеко, так высоко, что легко представлялось, как цепляются за неё белые облака, да и само небо держится на ветвях сосны, как на плечах древнего Титана. Ей и тяжело, и торжественно это, она знает, что хрупкие тонкие тела молодых сосен, столпившихся вокруг, никогда не выдержали бы такой ноши, потому и полна царица снисходительной заботливости к ним, как мудрая старуха с превосходством знания жизни, но и со слезами умиления взирает на неразумных ребятишек.
Холодные дожди, секущую порошу, ураганы, ласковые весенние ветры, жару, палящее солнце; острую боль от точащего её древесное тело жука-короеда, спасительный, но и жестокий клюв дятла; смятение и тоску от разносящегося по бору треска упавшего дерева, ужас и панику от далёкого визга бензопилы; усталость и успокоенность – всё знала древняя сосна. И мечта была у неё – ей хотелось умереть своей смертью. Не рухнуть подпиленной. Не завалиться истерзанной, с вывороченными корнями, во время урагана. А золотым осенним днём, когда откричат прощально улетающие на зимовку птицы, в бору зазвенит тишина, и в дрёму погрузятся все деревья – с тихим стоном усталой надломленной души, не круша своей многовековой тяжестью молодняк, медленно опуститься на землю, в объятии раскинув по ней истомившиеся ветви, и замереть, всё ещё слыша, как последний протяжный вздох её передается от сосны к сосне, улетая далеко и затихая навсегда…
Пройдут многие зимы и вёсны, пока затянет ствол царицы мхом, покроет брусничником, осыплет перезревшими семенами, и сокроется, срастётся с землёй то, что было когда-то могучим гордым деревом. А на его месте взрастут юные ершисто-колкие сосенки. У них и мечты будут совсем иные: скорее подрасти, вытянуться, подняться к солнцу.
С замершим сердцем слушала я исповедь дерева и едва слышно отвечала ему: живи, не поддавайся смятению и бурям. Настанет день, и я приведу к тебе самого дорогого человека, чтобы мудростью своей примирила и обвенчала нас, даровав столь же долгий счастливый век нашей любви.
Она понимала меня, кивала согласно ветвями, и мы долго ещё стояли, обнявшись, думая каждая о своём.
Миновали годы и годы с того дня, когда сосна впервые позвала меня. Я всегда прихожу к ней, если оказываюсь поблизости. Как и тогда, прижимаюсь к ней, и она сдержанно вздыхает, видя, что я снова и снова прихожу одна. Она ждёт, как мать ждёт часа благословения детей своих, после которого успокоено станет доживать свой век.
Так и сосна моя будет ждать, зная моё одиночество, и это даст ей силы жить ещё и ещё.
Только бы не набрёл на неё жестокий лесоруб, а меня миновало несчастье обманутых ожиданий. Так мы и думаем друг о друге долгими зимами: сосна-царица в далёком, занесённом снегами бору, а я – в слякотном городе. Ждём. Обе ждём весны…
2000 год
Танец маленьких утят
Третьи сутки Татьяна ехала в поезде. В плацкартном вагоне было холодно и грязно. Из близкого нерабочего тамбура наносило табачным дымом. Пузатый сосед, неприлично развалившийся на боковушке, безбожно храпел. Татьяна лежала на серой простыне, под серым же байковым одеялом. Не поднимая головы с подушки, она со своей нижней полки видела лишь верхушки мелькающих за окном деревьев да небо, то ясное, то затянутое облаками. Тогда по стеклу царапали капли дождя, в вагоне становилось ещё и сыро, влажнели одежда и постельное бельё.
Иногда, когда поезд останавливался, Татьяна садилась на своей полке, всматривалась в постройки очередной станции, в лица местных жителей. На полустанках часто продавали бруснику, кое-где воровато предлагали и едва зарозовевшую клюкву. От скуки Татьяна любопытствовала о стоимости, но ничего не покупала. Другие пассажиры, ссылаясь на дороговизну, тоже брали редко.
Татьяна снова возвращалась на своё место, с тяжёлым вздохом доставала зеркальце, критически осматривала себя в нём – который день не мытые волосы утратили привычный блеск и медный отлив, от постоянного лежания и долгого сна лицо припухло. Она вздыхала ещё громче – эх, если бы сейчас хорошую ванну, чуть-чуть косметики, завивку на волосы – вот так, крупными волнами, – она была бы хороша! Хотя, зачем?.. Для кого?..
Поезд уносил Татьяну дальше и дальше от её северного города на восток, глубже и глубже в cибирские леса и селения, и всё это время она силилась объяснить самой себе происходящее, осмыслить его.
* * *
Виноват, конечно, был Круглов, её Круглов, с которым она встречалась семь лет, с которым все эти годы они перебивались квартирами подруг, дачами друзей, поездками в лес «за грибами», а то и глупыми детскими стояниями в подъезде под лестницей. Последнее просто стало анекдотом в устах Татьяниных приятельниц. По-человечески привести любовника домой она не могла: там были папа с мамой и её восьмиметровая комнатёнка, попадать в которую можно было только через родительскую. А Круглов… Ну, Круглов, разумеется, был женат давно и основательно, ещё до их семилетней «дружбы». Периодически Татьяна закатывала ему истерики по поводу уходящей молодости, просила, а то и требовала развестись. Они расходились на какое-то время, порой, на месяцы, но затем ещё более страстно целовались в подъезде, и шептались, и хихикали, словно школьники.
И вдруг – эта ужасная операция. Всего-то задержка, всего-то побаливал живот, всего-то в один прекрасный вечер потемнело в глазах, и дальше Татьяна уже помнила свет реанимационной палаты, запах лекарств, днём и ночью стоящую рядом капельницу… Но, ещё она помнила его глаза и руки. Да! Среди всего пережитого кошмара вдруг возник он, Круглов, он не смотрел, а пожирал её тревожно и влюблённо сияющими глазами, он целовал её тонкие музыкальные пальчики, каждый – раз по сто, по тысяче! Что он шептал ей тогда, в чём клялся, Боже! Какие невероятные букеты приносил, какие фрукты доставал среди зимы! И вдруг эта ужасная операция превратилась в счастье их любви. Когда разрешили вставать, а потом гулять по коридору, Круглов носил Татьяну на руках, при всех, не стесняясь, нарываясь на ругань врачей, потому что швы могли разойтись от любого неловкого движения. А она плыла на его сильных руках и, улыбаясь, думала, как это странно и просто одновременно – счастье. И ей не страшно было умереть теперь, когда смерть была позади…
Были ещё недели, месяцы их встреч, но Круглов не уходил от жены, как обещал ей, пока она лежала под капельницей. Они так же скитались по чужим квартирам, так же ссорились, и в последнее время – всё чаще.
А десять дней назад ей донесли, что он давно развёлся и благополучно женился второй раз. И всё это у неё за спиной.
Татьяна отменила все занятия на неделю вперёд и лежала пластом на диване в своей комнатёнке, отрешённо глядя на чёрное притихшее фортепиано. Ей казалось, что инструмент застыл в обиженном недоумении: каждый день по его пожелтевшим клавишам долбили гаммы и пьесы разновозрастные ребятишки, а то и сама хозяйка вдруг пробегалась трепетными пальцами, пела что-то нежное и грустное. Сейчас ей ни петь, ни жить не хотелось.
В таком минорном состоянии её и застала Зоя:
– Я тебе говорила: бросай своего Круглова? Говорила! Так что, не реви теперь…
– Я и не реву, – сдавленно произнесла Татьяна, глаза которой действительно были сухи, слёзы просто закончились.
– Нет, Танька, пора тебе замуж, – категорично заявила Зоя и присела на краешек дивана. Подруга только глухо простонала в ответ на её слова. – Тридцать два года, а ты всё при папке с мамкой. Семь лет тебя твой Круглов мурыжил! Зажимал раз в квартал у батареи под лестницей! Семь ле-е-ет!.. Это же подумать страшно! Молодость бабе сгубил!
– Зоя-а-а, – снова простонала Татьяна, – если ты пришла, чтобы поливать его грязью, то уволь меня от этого… пожалей просто.
Зоя погладила подругу по волосам и сама вдруг всхлипнула:
– Витька мой, тоже… любовь, тоже… жизнь такая-сякая… – но она была женщина волевая, собралась, слёзы утёрла и, достав из сумочки конверт, протянула его Татьяне. – Вот, читай.
– Да оставь ты меня…
– Ну, не хочешь, я сама прочитаю тогда, слушай. Это письмо от Александра, ты его должна помнить. У нас на свадьбе, два года назад, вы ли-и-хо отплясывали…
Татьяна от возмущения даже села:
– Что ты плетёшь?
– Не плету! Вот сейчас сама вспомнишь! После того, как невесту украли, то есть, меня, а потом вернули и стали загадки отгадывать, а потом ещё фанты, и в эту, «в бутылочку», играли… тогда вам и выпало танцевать. Танец маленьких утят…
– Может, маленьких лебедей? – съязвила Татьяна.
– Да, танцевали вы, не спорь. И вообще речь не об этом. Он письмо прислал, пишет, что очень понравилась ему «та девушка», и нельзя ли с ней как-то встретиться. Вот тебе доказательство, – Зоя снова протянула Татьяне конверт. – Там и фотография есть, симпатичный, между прочим.
Татьяна осторожно вынула содержимое конверта, читать ничего не стала, мельком взглянула на фотографию: простецкое лицо сельского работяги, наверняка, ещё и выпивоха, наверняка, ещё и дерётся…
– Витька с ним вместе в армии служил, говорит – толковый парень. Чем не жених! – пропагандировала Зоя. – Такой семь лет мурыжить не станет! Этот – сразу под венец! Такие, они все деньги в дом! Всё для семьи! – Зою несло…
Дальнейшее Татьяна помнила плохо: как отстукивали телеграмму Александру, как добывали денег на не ближний, очень не ближний путь, как скидывали в сумку побольше свитеров, тёплых носков и штанов, потому что – Сибирь, морозы даже в августе, как обнимались и ревели с Зоей на вокзале, как пролетели сутки, затем вторые, и ей всё хотелось сойти на следующей же станции и оборвать этот бред, но потом вдруг пришло успокоение, странная лень, даже апатия.
* * *
Вечером четвёртого дня Татьяна вышла на станции, указанной в билете. Она знала эту станцию только по названию, написанному на проездном документе. Больше она не знала ничего.
Поезд умчался дальше. Станция была пустынна, лишь два мужика пили пиво на лавочке около деревянного одноэтажного здания, то и дело они дружно выкрикивали что-то и глухо чокались бутылками.
Ещё на перроне стояла тётенька в железнодорожном кителе и с жезлом в руке.
Придав лицу загадочность, с блуждающей приветливой полуулыбкой на губах, Татьяна устремилась к дежурной по станции:
– Женщина, милая, где тут у вас автобус до Афанасьевки?
– Утром, – мрачно сказала «милая женщина».
– Как утром?
– В пять утра, – отрезала дежурная. – И не до Афанасьевки, а до аэропорта.
– А как же… – начала, было, Татьяна.
– А для «как же» есть зал ожидания, вон там, – женщина в железнодорожном кителе указала жезлом на здание станции.
Татьяна с тоской посмотрела туда, потом взгляд её скользнул по желтеющим августовским деревьям, над деревьями, по меркам нечерноземной зоны России должно было виднеться синее глубокое небо, но там она увидела тупые склоны сопок и низкие, словно лежащие на их вершинах, облака. От этих ли облаков, от почти осенней прохлады, от полного непонимания ли происходящего, но Татьяна вдруг осознала, что, кроме этой женщины, ей никто не поможет.
– Женщина, милая, – остановила она порыв дежурной уйти в тепло сторожевой будки. – Помогите мне, пожалуйста, я никого здесь не знаю, я первый раз в вашем славном городке, он такой красивый, особенно в этих узорах осенних деревьев, в этом обрамлении синих гор…
Дежурная странно смотрела на пассажирку, но лицо её смягчалось.
Через пару минут они сидели в дежурке, пили чай с баранками, грелись у железной, страшно гудящей печки и рассматривали карту района. Татьяна узнала, что утренний автобус довезёт её лишь до аэродрома, с которого две «Аннушки» переносят местных жителей в нужные им дальние селения. Дежурная предложила ей своё спальное место на продавленном диванчике, поясняя, что сама, всё равно, не ложится – уснёт, а дел хватает, поэтому, сидя, ей даже ловчее, вот так, всю ночь и будет кроссворд разгадывать. Едва устроившись на торчащем всеми пружинами диванчике, подобрав чуть не к подбородку коленки, Татьяна решила смириться с обстоятельствами. Хотя бы до утра…
Когда «Аннушка» тягостно оторвалась от взлётной дорожки и понесла своё неказистое алюминиевое тело над землей, Татьяна с радостным удивлением первооткрывателя смотрела в иллюминатор на расплывшееся под брюхом урчащего самолётика пространство. Всё те же синие волны сопок прорезали зеркально отсвечивающие ленты рек. Они то тянулись совсем прямо, словно были отчерчены кем-то по линейке, то, наоборот, загибались таким невообразимыми узорами, что казалось, сами путались в направлении своего течения. С низко летящего самолёта были хорошо видны редкие посёлки, их сбившиеся в тесные стайки домишки и сарайчики. «Аннушка» иногда снижалась на подлёте к ним; подпрыгивая, как перепуганная курица, садилась на плохо заасфальтированную дорожку. Часть пассажиров шумно выгружалась, другая, не менее шумная часть, загружалась. Самолёт снова подпрыгивал, взлетал так же натужно, но Татьяна, всегда боязливая, сейчас совсем не думала, что старая развалина может рухнуть в любой момент. Она снова смотрела в иллюминатор и поражалась сама себе – ей не было тревожно или беспокойно, только любопытно – что же ожидало впереди. Несмотря на отбитую телеграмму, Татьяну никто не встречал. Пассажиры быстренько разбежались, и она осталась одна посреди чистого поля. Постояв немного в раздумье, закинула на плечо сумку и побрела следом за ушедшими людьми, к домам, в которые упиралась посадочная полоса.
Сибирский посёлок Афанасьевка, пожалуй, ничем не отличался от северных деревень, где бывала Татьяна: те же дома – добротные и нет, те же барачные застройки, те же магазины «тыр-пыр-сбыта», те же, местами поломанные, заборы, а где-то, наоборот, возведённые бронебойным прикрытием – «от чужого глазу». Так же у сельсовета пасся чёрный телёнок со сливовыми глазами, пацанва носилась на велосипедах, а тётки с сумками или вёдрами неприветливо осматривали нового человека. Отличие было лишь в сопках, нависших над посёлком тёмными тяжёлыми тушами. Они были непривычны «равнинному» Татьяниному глазу, словно бы давили со всех сторон, и от них становилось как-то тесно.
На вопрос, где проживает Александр, народ туманно отзывался: «Это там, на хуторе», – и махал рукой на сопки. После таких ответов Татьяну пробивал нервный озноб, и она брела в неизвестном, но указанном людьми направлении.
– Ат, ты, блин! – крикнул кто-то над самым её ухом так громко, что она вздрогнула. Обернулась. Это был он. – Ат, ты, блин! – повторил Александр и выхватил у Татьяны сумку. – А я тебя проворонил, с мужиками то да сё! Приехала! Ух, ты! – Он попытался, вроде бы, обнять женщину, но встретив испуганно-строгий взгляд, отпрянул. – Ну, да, да! Устала ты, верно ведь. Поездом поехала зря. Сама себя вымучила. Ла-адно, – благодушно протянул он, – матушка баньку уже сообразила, пироги с ночи затворила. Давай, вот наш коняка!
Они действительно подошли к устланной соломой телеге, в которую была впряжена серая лошадь.
Вся дальнейшая дорога не вызывала в Татьяне уже никаких эмоций, от дикой усталости, от бесконечной тряски и пустой болтовни «жениха» мутило.
Хутор оказался вовсе не хутором, просто постройки Александра отстояли от основного посёлка в зарослях ельника и чуть на взгорке, откуда Афанасьевка виделась вся, как на ладони. Молоденькие ёлочки вокруг дома постепенно перемежались более взрослыми елями, перемешивались с соснами и взбирались на сопку, растекаясь зелёно-синими волнами под самые небеса.
Хозяйка дома оказалась женщиной дородной, моложавой и румяной, хотя румянец этот мог случиться и от того, что она только что скутала баню. Женщина встретила гостью сдержанной улыбкой, провела в горницу, велела очухаться, а потом идти в баню. Сами же они с Александром отправились хозяйствовать на кухне, откуда донеслись их негромкие голоса, постукивания и звон посуды.
Обстановка в доме оказалась обыкновенной, как, впрочем, и ждала Татьяна: шкафы, комоды, сундуки, кровати с никелированными спинками, с высокими перинами и подушками. В проёмах деревянных перегородок вместо дверей висели цветные занавески. Если бы на комоде или подоконнике стоял фикус, то картина «сибирской мещанской жизни» осталась завершённой, но на подоконнике чахла герань, рядом с которой, в старой кастрюле, жирел столетник.
Воздух в доме тоже был обычный – деревенский. Это была жуткая для городского человека смесь запахов – пойла для скотины, жареной картошки, дыма от печки, налетающего по временам из приоткрывшейся двери духа хлева. Ещё тянуло чем-то приторно-сладким: видимо от неплотно закупоренного флакончика духов, что стоял на комоде рядом с аляповатой фаянсовой фигуркой Красной Шапочки.
Татьяна осталась сидеть на диване, так и не выпуская из рук сумки. Медленно и странно бесшумно – для своего толстого тельца – в горницу вошла девочка лет семи. Более всего она, своей пухлостью и белизной, напоминала ситную булку. Волосы её также были белёсы и скручены в две косички-баранки. Трикотажное платьице явно обмалело и тянуло в рукавах. Девочка встала спиной к выходящей в комнату стене русской печи, спрятала руки и настырно уставилась на гостью.
– Тебя как зовут? – приветливо спросила та.
– По-ли-на-а! – растягивая буквы, горделиво сказала девочка.
– Откуда ты? – продолжала расспрос Татьяна.
– Я племя-анница! – также гордо и громко сказала она. – У меня папа Коля, брат дяди Саши… А ты зачем приехала? – спросила вдруг Полина.
– Ну, как зачем… – растерялась гостья и заоглядывалась, словно ища помощи. – Я приехала… к дяде Саше.
– Да. Бабушка сказала, что приедет невеста, что свадьба будет, гости и много всякой вкуснотищи.
От растерянности Татьяна зачем-то стала рыться в сумке.
– А ты не похожа на невесту, – продолжала девочка. – Ты тощая и рыжая, и платья у тебя нет.
Татьяна нашла в кармашке сумки большую шоколадную конфету и протянула Полине – надо было как-то располагать к себе ребёнка:
– Вот, это «Гулливер», будешь хорошей девочкой, ещё дам.
Племянница дяди Саши взяла конфету, в два откуса проглотила её и осталась ждать ещё чего-то.
– Платье у меня есть, – говорила Татьяна, изо всех сил пытаясь выразить Полине свою симпатию. – Голубое, с воланом, тебе понравится. Только его надо отгладить…
– Ладно, вечером покажешь, – миролюбиво сказала Полина и скрылась за занавеской.
В одно мгновение Татьяна скидала в сумку вещи, которые успела вытащить за время разговора с девчонкой, взяла сумку на колени и замерла. «Без меня меня женили», – пришла ей на ум присказка. Она-то ехала присмотреться, даже отдохнуть, на Сибирь взглянуть, на горы, в лес походить, а её, оказывается, уже захомутали. Бежать, пока не поздно. Или уже поздно?! Что ему, невест здесь мало? Сибирячек – крепких, здоровых. Она же ни к чему не приспособлена, ей ведро воды не принести! Бежать!
– Чего же не прилегла-то, – вошла в горницу будущая «свекровь», пристально посмотрела на «невестку». – Поди-ка в баню, ополоснись, покуда гости соберутся… Чего там Полька-то тебе наплела? Обживись сперва… Мы ведь тоже не пальцем деланные, невесту давно ищем, хорошую, работящую. Ты, вишь, ему глянулась. А сама-то хилая, жидкая. Ладно, откормим, молоком отпоим. Захорошеешь!
В маленькой, с низким потолком, тёмной баньке Татьяна почувствовала себя в некоторой безопасности. Налила в таз воды, медленно намыливая мочалку, присела на лавку. Ей хотелось очень много всего сразу: вымыться, выспаться, выреветься, оказаться в поезде или в самолёте, несущем домой, даже слушать фальшиво играемые лентяями-учениками пьесы ей тоже захотелось. Она сделала всё наоборот: сначала выревелась, потом вымылась, закуталась в простыню и сидела в предбаннике, не желая возвращаться в избу.
В дверь бухнули два тяжёлых удара. Татьяна подскочила.
– Эй, подруга! Я пришёл тебе спинку потереть! – кричал «жених». – Пусти, милая, – его голос зазвучал мягче. – Пусти, слышь? Я тебе воды холодной принёс, не хватило поди? Пусти. Я тебя сколько ждал… – Он притих за дверью.
Татьяна присела на порог с другой стороны:
– Я так понимаю, нам нужно объясниться, – начала она низким ровным голосом. – Наша встреча на свадьбе у Зои была чистой случайностью. Никто из нас не предполагал, что события разовьются столь… бурно. Александр, – сказала она с интонациями Раневской, – давайте не будем торопиться…
– Да брось ты, Танюша, – весело перебил Александр, – пусти, а то не по-человечески как-то. Я тебя выпарю, ох, как выпарю! Ты, в своей городской ванночке, поди заросла грязью-то! Открой, – дверь снова заходила под ударами.
Татьяна не на шутку перепугалась, вскочила с порога, попыталась придвинуть к двери тяжелую широкую скамью, но та оказалась приколочена к полу. Быстро одевшись, прислушиваясь к шевелениям за дверью, она тихонько вынула из петли крючок, толкнула дверь, которая чуть-чуть приоткрылась, показав ведро с водой и ногу в резиновом сапоге.
Александр вскочил:
двойная экспозиция», Хелена Янечек – ЛитРес
Конечно, она была… очаровательной девушкой, за которой, как за судьбой, оставалось только бежать.
Георг Курицкес, из радиоинтервью 1987 года
Пусть тебя больше нет и ты обратилась в прах, старинное золото твоих волос, свежий цветок твоей улыбки на ветру и изящество, с которым ты вскакивала, смеясь над пулями, чтобы запечатлеть сцены сражения, – все это, Герда, до сих пор придает нам мужество.
Луис Перес Инфанте «Герде Таро, погибшей на фронте в Брунете»
Original title: La ragazza con la Leica
© 2017 Ugo Guanda Editore S.r.l., Via Gherardini 10, Milano
Gruppo editoriale Mauri Spagnol
Published by arrangement with ELKOST International Literary Agency.
Перевод с итальянского
Ольги Ткаченко
© ООО «ИД «Книжники», 2021
Пролог
Пары, фотографии, совпадения № 1
Они завораживают с первого взгляда. Счастливая, очень счастливая пара; они молоды, как и подобает героям. Не красивые (хотя и в привлекательности им не откажешь), да и вид у них совсем не героический. Они безудержно хохочут, зажмурившись и обнажив зубы, и этот нефотогеничный, но такой чистый смех заставляет их прямо‑таки лучиться.
У него лошадиная улыбка, десны напоказ. У нее десны прикрыты, зато заметно, что за клыком зуба не хватает; впрочем, это одно из тех маленьких несовершенств, что придают очарования. Свет разливается по его белой в полоску рубашке, стекает по шее женщины. Ее светлая кожа, диагональ шеи, прорисованная откинутой назад и чуть повернутой вбок головой, и изогнутая линия подлокотников – всё усиливает радостную энергию, излучаемую их созвучным смехом.
Возможно, они сидят на площади, но такие удобные кресла, скорее всего, стоят в парке, к тому же задний план сливается в плотную завесу древесных крон. А может, этот фон за их спинами – вилла богачей, бежавших за границу, едва в Барселоне начались революционные волнения. Теперь прохлада в тени деревьев принадлежит народу, этой паре, что хохочет зажмурившись.
Революция – это самый обычный день, когда все выходят на улицы, чтобы помешать государственному перевороту, готовому задушить республику, но ловят моменты затишья. Носят mono azul[1] как летнее платье, надевают под спецовку галстук, чтобы покрасоваться перед другом или подругой. В минуты отдыха это огромное ружье только помеха; через сколько рук оно прошло, прежде чем оказаться у добровольца-анархиста, и теперь мешает ему коснуться сияющей шеи своей девушки…
В этот миг они свободны от всего на свете, не считая ружья. Они уже победили. Если они, такие счастливые, и дальше будут смеяться, то к чему это древнее оружие? Все равно верх возьмет тот, кто прав. А сейчас они могут наслаждаться солнцем, смягченным листвой, и близостью любимого человека.
Мир должен об этом знать. Всё всем должно быть ясно с первого взгляда: на одной стороне – извечная война и генералы, которые привели из Марокко свирепых наемников, а на другой – люди, которые любят друг друга и хотят защитить то, чем живут.
В начале августа 1936 года многие устремились в Барселону, чтобы быть вместе с народом, который первым в Европе решительно повел войну против фашизма. Они рассказывают об охваченном волнениями городе на всеобщем языке: страницы газет и журналов с их фотографиями выставлены в витринах киосков по всему миру, вывешены в штабах партий и профсоюзов, развеваются в руках уличных газетчиков, в них заворачивают яйца, овощи и фрукты; они бросаются в глаза даже тем, кто не покупает и не читает газет.
Барселонцы по‑братски встречают иностранцев, прибывших сражаться вместе с ними плечом к плечу. Они привыкают к этому Вавилону, радостно обращаются ко всем compañero и compañera[2], и с помощью жестов, звуков и карманных словарей завязываются разговоры. Фотографы обходятся без оружия и военной подготовки, но и они – часть непрерывного потока добровольцев. Любой, кто увидит их за работой, сразу поймет: они здесь для нас, такие же как мы, они наши товарищи, – и не станет беспокоить.
Но двое добровольцев на фото смеются самозабвенно, ничего не замечая. Тот, кто их фотографирует, меняет ракурс и щелкает снова, рискуя выдать себя: ему (или ей?) хочется поближе снять эту пару, их широкую и задушевную улыбку – одну на двоих.
Вторая фотография почти идентична первой, только на ней видно, что мужчина и женщина настолько увлечены друг другом, что происходящее вокруг их совершенно не заботит. Чьи‑то шаги, как ножницы, разрезают мостовую у них за спиной, и теперь уже понятно, что они устроились не в парке, а, возможно, прямо на Рамбле, где собираются горожане с оружием. В соседнем кресле сидит женщина.
Видны только прядь ее вьющихся волос и скрытая тканью рука. А тебе нужен ее взгляд – взгляд человека, который увидел то, что скрыто от твоих глаз, но можно угадать по фотографиям.
Фотограф, снявший эту пару, работает не один. Это мужчина и женщина, застывшие бок о бок на правой стороне улицы.
И вдруг – ты не можешь поверить своей удаче – вот еще фото этой женщины в таком же кресле! И в правом верхнем углу – краешек профиля того самого молодого добровольца, который восторженно улыбается своей светловолосой подруге на других снимках.
Эта женщина, явно из рабочих, держит неожиданный в ее руках журнал мод, а к ногам приставила ружье; похоже, она не из тех, кто поддастся любопытству из‑за парочки фотографов, которые наснимав наперегонки громкий смех товарищей влюбленных, решили увековечить заодно и ее. Нет, говоришь ты себе, такие, как она, видят всё и одновременно не видят того, что их не касается. Она всегда настороже – ведь у нее оружие, – но сейчас ей хочется просто насладиться минутами покоя.
Но, представляешь ты, через несколько дней эта женщина окажется на пляже, где проходят учения добровольцев, и снова встретит этих двух фотографов. Он с виду – вылитый цыган и одет кое‑как, а она – ну точно модель, сошедшая со страниц модного журнала на Рамбле, только на шее у нее ремень громоздкой фотокамеры, болтающейся где‑то у бедер.
Теперь женщине станет любопытно: кто эти двое? Откуда они? У них роман, какие бурно цветут в здешнем климате революции, в разгар лета и свободы, или они женаты?
Что‑то между ними есть, судя по тому, как слаженно они работают, переговариваясь на каком‑то резко звучащем языке. Она улыбчивая и шустрая, как кошка, но становится сдержанной, когда показывает девушкам, как взять оружие. Оба увлечены работой, веселые и восторженные, делят на двоих даже сигареты «Голуаз» – знак близости и благодарности.
«Я их уже видела», – скажет та женщина, когда фотографы уйдут и все примутся оживленно их обсуждать, но ее не услышат. Все наперебой расспрашивают товарища журналиста, который сопровождал фотографов на пляж. Они только что из Парижа, но уже чуть было не погибли: их двухмоторник совершил аварийную посадку в Сьерре. Крупная шишка из французской прессы сломал руку, а на них ни царапины, слава небесам. Его зовут Роберт Капа, и он говорит, что Барселона великолепна и напоминает ему родной город, только в Будапешт он не сможет вернуться, пока город в руках адмирала Хорти и его банды реакционеров. А Герда Таро, его спутница, должно быть, alemana[3], одна из тех эмансипированных девушек, которых даже Гитлер не смог подчинить.
«А когда выйдут фотографии?» – не отпускают ополченки журналиста.
Он обещает узнать, но не у фотографов: те скоро отправятся в места боевых действий – сначала на Арагонский фронт, а затем на юг, в Андалусию.
Через год после того, как были сделаны эти фотографии, в Барселоне появились первые жертвы: восемнадцать человек погибли под обломками зданий, разнесенных артиллерийским огнем крейсера «Эудженио ди Савойя». Ополчение распущено, и та женщина вернулась на фабрику. Быть может, она шьет униформу для Народной армии, в которой даже анархисты обязаны подчиняться беспрекословно, а женщинам больше нет места. Но и на фабриках продолжают слушать радио, обсуждать новости и стараются не падать духом.
Теперь представь, как кто‑то читает вслух газету от 27 июля 1937 года. Пишут, что Мадрид героически сопротивляется, но враг при пособничестве немецкой и итальянской авиации прорвался к Брунете, где произошла трагедия. Погибла девушка-фотограф, приехавшая издалека, чтобы запечатлеть борьбу испанского народа. Она была образцом мужества, и даже генерал Энрике Листер поклонился ее гробу, а поэт Рафаэль Альберти посвятил товарищу Герде Таро свои самые торжественные строки.
«А это не та ли, что фотографировала нас на пляже?» – восклицает женщина, пытаясь привлечь внимание подруг, которые уже направились к выходу из цеха, болтая о своих делах. Да, это она; в статье говорится об «ilustre fotógrafo húngaro Robert Capa que recibió en París la trágica noticia»[4].
Работницы фабрики по пошиву униформы ошеломлены, растроганы нахлынувшими воспоминаниями.
Солнце за спиной, песок в ботинках, смех, когда одна из них упала назад, на мокрый песок, сбитая с ног отдачей от выстрела, взрыв радости, когда другой удалось попасть в яблочко. И с первого взгляда было понятно, что эта иностранка – senyoreta[5] белоручка и могла бы спокойно остаться у себя в Париже, снимать актрис и элегантных манекенщиц, но вместо этого приехала снимать их, как они учатся стрелять на пляже. Она любовалась ими и, казалось, даже немного завидовала им. И вот она погибла как солдат, а они гнут спину на фабрике и после смены бегут на поиски продуктов, но они все еще живы. Это несправедливо. Горите в аду, фашисты!
Трагическая весть особенно поразила женщину, которая в тот день сидела с журналом мод на Рамбле. Вновь зажженный окурок коптит ей пальцы, сзади грохочут автоматные очереди швейных машин. Ее охватывает волнение, но не только потому, что ее переполняет чувство благодарности к погибшей, к пичужке, прилетевшей из холодной страны. Она снова ясно видит схваченную случайно сценку, когда она рассеянно подняла взгляд от журнала: темноволосый мужчина и блондинка со стрижкой боб фотографируют блондинку со стрижкой боб и темноволосого мужчину, счастливо хохочущих. Блондинка снимает, наклонив голову так, что камера закрывает ее лоб. А у него настолько маленький фотоаппарат, что над ним видны даже его брови, такие же густые, как и у добровольца. Закончив работу, они тоже смеются, живо, по‑заговорщически. Даже постороннему, даже ей понятно, что эти двое узнали себя в другой паре. И что они так же влюблены.
По чистой случайности фотографам, только что прибывшим в Барселону, суждено было наткнуться на пару, так похожую на них самих. И, может быть, по чистой случайности Герде Таро удалось запечатлеть взрыв смеха этих влюбленных, а Роберт Капа запоздал – наверное, настраивал широкоугольный объектив. Если бы Герда работала с «Лейкой», на которую он учил ее фотографировать, то и ее снимки были бы прямоугольными, как вторая фотография пары и как фото женщины с журналом; именно прямоугольный формат кадра позволяет установить авторство Капы. Герда же купила себе недорогую среднеформатную зеркалку «Рефлекс-Корелле», без которой не смогла бы так идеально центрировать квадратный формат. Спустя полгода после этой поездки в Барселону их общего дохода хватило на «Контакс» для него, а спутницу своих голодных лет – «Лейку» – он вручил девушке, которая помогла ему оставить эти годы в прошлом.
Когда они уезжали из Парижа, у них не было ни гроша. Ее роман с фотографией только начинался, у него не было постоянных контрактов, хотя его уже знали и печатали снимки; зато у них была неиссякаемая вера в свою будущую славу.
Жить в Париже, не имея ничего, кроме «Лейки», было умением выкручиваться изо дня в день. Андре Фридман и Герда Похорилле уверились: будет проще найти работу, если взять псевдоним. И придумали легенду о Роберте Капе, у которого было все, чего не хватало им самим: богатство, успех, бессрочная виза в паспорте уважаемой страны, чье могущество не было омрачено ни войнами, ни диктатурами. Объединившись в тайное общество со стартовым капиталом в виде вымышленного имени, они стали еще ближе друг другу и еще смелее в мечтах о будущем.
Но время сказок закончилось. Над Испанской республикой нависла угроза, и главным было теперь оказаться в нужное время в нужном месте и поймать реальность в объектив, чтобы встряхнуть людей, поддержать сопротивление и заставить свободный мир вмешаться в эту войну.
Но если верно, что в фотографии неизбежно отражается и тот, кто ее сделал, то снимки пары, в которой фотографы мимоходом углядели свою копию, могут рассказать об их авторах. На Гердином фото мужчина и женщина делят пространство поровну, их объединяет разлитый в воздухе смех; гармонию композиции подчеркивает контраст с бьющей через край энергией. На снимке Капы женщина в центре; он воспевает ее физическую привлекательность в тот миг, когда она склонилась к своему другу, и камера фотографа следует за ее сияющим взглядом.
Они шли бок о бок и заметили двух добровольцев, так похожих на них самих, таких счастливых. Но вовсе не любовь к игре отражений побудила их вдвоем снимать одну и ту же сцену (так больше шансов сделать подходящий для газет снимок), а надежда, воплощенная лицами и телами, которые преобразил безгранично счастливый смех, утопия, ожившая на несколько мгновений, в которые этот мужчина и эта женщина были свободны от всего на свете. Да, свободны, с общими идеалами и чувствами, но не одинаковыми. Роберт Капа уловил их безудержное стремление принадлежать друг другу, а Герда Таро – дерзкую радость, рвущуюся покорить мир.
Такие разные, они дополнили друг друга тем августовским днем, навеки выхваченным из потока событий. Они сами, искренние, как запечатленный ими смех, невольно проговариваются об этом в автопортретах, похищенных у их товарищей по оружию и по любви в то короткое анархическое лето в Барселоне..
Часть первая
Вилли Чардак
Буффало, Нью-Йорк, 1960
Где та, что очаровывает взгляд,
Светиться счастьем воздух заставляет…[6]
Гвидо Кавальканти
Может ли красота принадлежать только одному,
Когда солнце и звезды принадлежат стольким?
А я не знаю, кому я принадлежу,
Думаю, что себе, только самой себе.
Из песни Ich weiß nicht zu wem ich gehöre(1930) Фридриха Холландера и Роберта Либманна, исполненной Марлен Дитрих
Доктор Чардак проснулся рано. Он умылся, оделся, отнес в кабинет чашку растворимого кофе и воскресный выпуск «Нью-Йорк Таймс», перелистал политический раздел.
На улице тихо, только изредка доносятся голоса ласточек и ворон да вдалеке прошуршит автомобиль – ищет заправку на пути неведомо куда. Скоро соседи начнут рассаживаться по своим машинам: поедут в церковь, навестить родню, в ресторанчики, где подают Sunday’s Special Breakfast[7], – но доктора Чардака, к счастью, все эти заботы не касаются.
Он уже набросал начало статьи, и тут звонит телефон, но он не удивлен и кричит на весь дом: «Это наверняка меня!» – скорее по привычке, а не ради того, чтобы жена спросонья не бежала к телефону.
– Доктор Чардак, – отвечает он, как обычно, без всяких приветствий.
– Hold on, sir, call from Italy for you[8].
– Вилли, – доносится приглушенный межконтинентальной связью голос, – я тебя не разбудил, ведь нет?
– Nein, absolut nicht![9]
Он сразу же узнает голос. Есть еще дружеские связи, которые останутся навсегда, как шрам от падения с дерева в парке Розенталь, и старые друзья, кто жив, могут объявиться в любой момент.
– Георг, что‑то случилось? Проблемы?
В те времена, когда его называли Вилли, в кругу друзей он был тем, к кому можно обратиться за конкретной помощью – в основном за деньгами, поскольку денег у него всегда было больше, чем у других. Вот почему теперь его собеседник громко смеется, уверяя, что ничего ему не нужно, хотя кое‑что, конечно же, случилось, причем устроил это он сам, Вилли, там, у себя в Америке, да такое важное, что удержаться невозможно, вот Георг и поддался порыву: не стал писать, а сразу позвонил.
– Поздравляю! То, что ты сделал, – грандиозно! Даже, не побоюсь этого слова, эпохально.
– Спасибо, – помедлив и несколько машинально отвечает доктор Чардак. Да, доктор Чардак не из тех, кто умеет принимать комплименты, он, скорее, мог бы остроумно отшутиться, но сразу ничего подходящего не пришло ему в голову.
В свое время они были королями шутки. Ну, пусть это и преувеличение, но они умели меткой остротой оживить смертельно скучную дискуссию, и уж в этом Вилли Чардак не уступал товарищам. И сейчас коллеги ценят его лаконичный юмор, сдобренный немецким акцентом (как у всех чудаковатых ученых), и у американцев он слывет оригиналом, а не каким‑то там брюзгой.
Доктор Чардак слушает далекий голос Георга Курицкеса и снова видит его и всю их веселую компанию en plain air[10], и это не означает «на улице», но словно в пронизанной светом и радостью атмосфере французского фильма, хотя в те времена они еще не бывали в Париже. Парк Розенталь ничуть не уступал Булонскому лесу, а Лейпциг славился своими passages[11]. Промышленность, коммерция, музыкальная жизнь, издательства, гордившиеся своими вековыми традициями, – эта буржуазная солидность привлекала всё новых приезжих, из сельской округи и с востока, что сообщало городу все большее сходство с настоящим мегаполисом, со всеми его контрастами и противоречиями. Так была устроена городская жизнь, пока не начались ожесточенные стычки и забастовки и не обострился мировой кризис, приблизивший немецкую катастрофу. Дома Вилли встречали хмурые лица, отец был все время на взводе – его осаждали те, кто просил работу, любую работу, а он и так из последних сил содержал посыльных и кладовщиков, потому что ненадежной стала даже пушная торговля, процветавшая в Лейпциге чуть ли не со времен Средневековья.
Вилли и его друзьям не надо было воевать с разорявшимися клиентами, но даже ребята из богатых семей настроились бороться против всего подряд. Они были свободны: могли отправиться в поход и спать в палатках под открытым небом, могли ухаживать за девушками, среди которых попадались симпатичные и даже красотки (как Рут Серф, из тощей жерди превратившаяся в шикарную блондинку, или Герда – самая обворожительная, живая и веселая из всех, кого Вилли знал в женском обществе), могли смеяться. Их пристрастие к шуткам не угасло, даже когда Гитлер был в шаге от победы и надо было готовиться паковать чемоданы. Никто не мог лишить их этого средства, делавшего их равными друг другу, товарищами по образу жизни, бросавшими вызов нацистам. Хотя в действительности они не были равны, и Георг – лучший тому пример. Он был великолепен, пожалуй, даже чересчур, с избытком, как ворох рубашек (рубашек из египетского хлопка!), что лежали, ненужные, в шкафах Чардаков с тех пор, как Вилли сошелся с левыми. Георг Курицкес был умен, красив, спортивен. Честен и надежен. Умел объединить людей, научить, организовать. Танцевал непринужденно. Увлекался новейшими направлениями заокеанской музыки. Смелый. Решительный. Да еще и остроумный. Разве мог Вилли Чардак превзойти его в глазах девушек, стать номером один? Вилли, которого прозвали Таксой задолго до того, как он возненавидел это прозвище, когда его подхватила Герда Похорилле со своим легким штутгартским акцентом. Нет, номером один ему было не стать. Но Георг был еще и веселый и вызывал симпатию, которая отменяла все мальчишеские рейтинги и счеты и оказалась долговечной, как выяснилось, стоило только Чардаку вновь услышать его голос. Спустя целую вечность он опять слышал в трубке этот смех, вот в чем было дело.
Георг рассказал о брате, который обосновался в Америке: женился и переехал в дом с видом на Скалистые горы. Именно Зома и послал ему вырезку из газеты, которая с библейской неспешностью, преодолев все мертвые петли итальянской почты, все же дошла до адресата – полнейший сюрприз, просто невероятно!
– Думаю, тебе дадут Нобелевскую!
– Не смеши меня! Инженеру, что копается у себя в домашнем гараже в окружении ребятни, да двум врачам из ветеранского госпиталя? Причем в Буффало, а не в Гарварде. С завода медтехники приезжали к нам на разведку: похлопали по плечу, наобещали с три короба, но ни финансирования, ни запроса на патентную лицензию до сих пор нет.
– Понятно. Но подключить к сердцу маленький моторчик, с которым можно плавать, играть в футбол, бежать за автобусом, – это же революция, черт возьми! Они это поймут.
– Будем надеяться. Когда ты позвонил, я подумал, это из больницы или кто‑нибудь из выписанных пациентов. «Проблемы?» – я теперь твержу это, как телефонистки свое «соединяю». Но все равно я доволен, конечно.
– И есть чем! В конце концов ты окажешься единственным, кто сумел что‑то изменить. Говорю тебе: ты совершил революцию…
На этот раз доктор Чардак мог бы ответить сразу. Напомнить о студентах, которые пытаются перевернуть Америку вверх дном, просто садясь в автобусе на скамьи, запрещенные для чернокожих, а в итоге Вулворт, а затем и другие торговые сети уже открыли свои launch-counters[12] для цветных клиентов на расистском Юге. И сравнить веру этих ребят, твердую и спокойную, наставляемую проповедником, нареченным в честь Мартина Лютера, с той верой, что проявил инженер Грейтбатч, сын английского плотника, ставший инженером-электронщиком благодаря образовательной программе для ветеранов. «Тут ошибка, но само Провидение привело меня к ней, дорогой Чардак. Вот увидите, все получится», – твердил Грейтбатч всякий раз, когда доктор прибегал в гараж с очередной проблемой. Сказать Георгу, что сам он, безбожник, воскресает с каждым электрическим импульсом в сердце больного и что ему, Чардаку, внимает Эскулап – единственное божество, которому он предан.
– Мне достаточно моей работы, – только и ответил он.
Снова этот смех, густой и громкий, понимающая усмешка сообщника, но доктор Чардак улавливает какой‑то надлом в голосе Георга и слушает дальше.
– Я бы тоже хотел полностью посвятить себя исследованиям в медицине – и не скучно, и точно сделаешь что‑нибудь полезное. К сожалению, в моей области вряд ли можно изобрести что‑то чудодейственное. Вот если бы и мы могли после инсульта использовать какое‑нибудь приспособление вроде вашего.
И снова доктор Чардак уловил неприятную ноту, словно Георг запустил в него камешком. Но тут можно отшутиться:
– Мне – сердце, тебе – мозг! Мы с тобой разделили жизненно важные органы, как сверхдержавы делят мир, а теперь еще и космос.
– Главное, чтобы было что разделять, правда? Теперь тебя будут приглашать на все континенты. Уж не забудь, дай знать, если окажешься поблизости.
Ну вот, они добрались до дежурных фраз, и доктор Чардак успокаивается. В конце концов, нет ничего унизительного в том, что из их общих целей и предметов мечтаний – медицины, Герды и антифашизма – только первая осталась у обоих.
Разговор завершается обменом адресами доктора Чардака и доктора Курицкеса, который задумал оставить и ФАО[13], и вообще ООН, хотя ему и грустно от мысли, что перед ним не будут больше открыты все двери. «В общем, Вилли, я тебя жду. Жду, когда одряхлевшая Европа с триумфом примет тебя в свои старческие объятья».
Повесив трубку, доктор Чардак некоторое время стоит у телефона, в ушах все еще звучит последний смешок друга, чарующий, несмотря на скрытый сарказм. Но как только он понимает его причину – о чем были все эти намеки по телефону, ничего впрямую, – он так и застывает на месте.
Почему Георг переехал в Рим? Неужели всерьез верил, что там, в ФАО, сможет победить голод, ни больше ни меньше? Он никогда не был ни наивным, ни восторженным идеалистом, наоборот. Если бы не эта чокнутая, отправился бы он в Испанию? Но можно ли было отказать Герде – ну это сами понимаете! Она действительно была сумасшедшая, еще хуже, чем Капа, которого чуть удар не хватил, когда он узнал, что мало того, что она устроила себе эти длинные итальянские каникулы у пресловутого Георга, – нет, эта безумица еще и фото республиканских ополченцев повезла в колыбель фашизма! Герда невозмутимо отвечала, что это ерунда, что он только ищет предлог, чтобы закатить ей скандал: свидетели той перебранки в шумном, но уютном парижском кафе не могли сдержать восхищенных улыбок.
Как бы то ни было, Георг Курицкес записался в интербригады и потом остался в Марселе и вступил в Сопротивление, а Вилли отчалил в Соединенные Штаты. Прежде чем уйти в горы, Георг успел получить диплом, а уже после Освобождения защитил диссертацию и благодаря ей получил место исследователя в ЮНЕСКО.
Доктор Чардак держится подальше от политики, но политика сама то и дело вмешивается в его дела. В голове не укладывается, что США отказывают таким способным ученым, как Георг Курицкес, из одного лишь священного ужаса перед всем красным! Хотя сам Георг, может, вовсе и не жалеет об этом. Даже если в Италию его направила ООН, он и сам был не прочь туда вернуться, если, конечно, там все не слишком изменилось.
От этой мысли доктор Чардак вздыхает с облегчением. Когда он возвращается к своим бумагам, густые облака с Атлантики уже рассеялись.
В эти утренние часы доктор Чардак, довольный, что закончил черновик статьи, пока на первом этаже хлопали двери (все разъезжаются – тем лучше!), еще не почувствовал, как же он далек от мира, куда его забросила судьба. Это ощущение пришло к нему позже. Он решил пораньше закончить обход пациентов и наведаться в южные кварталы – Полонию, Кайзертаун или Маленькую Италию, – где продают сладости, такие, как в старые добрые времена. Может, ему стоило бы почаще устраивать сюрпризы, хотя никто в семье и не ждет их от него. Но доктор Чардак всегда избегает усилий, которые не ведут к достижению практических целей. Вернуться домой с тортом – это ему понятно, а вот терзаться, как же ему стать настоящим американцем, он не готов, тем более он и так уже сделал и продолжает делать более чем достаточно. Он представляется Уильямом, произносит фамилию на американский манер, он два года прослужил в Корее, сделал из гранаты устройство для переливания крови и получил за это две медали. Разумеется, он горд тем, что спас тогда жизни парням, как горд и тем, что его имплантируемый кардиостимулятор спасет жизни многих американцев. Что еще от него требовать: Америка – это народ, частью которого он себя считает, а вовсе не религия, которую он обязан исповедовать. Да, порой ему не хватает европейских радостей жизни. So what?[14]
И, убедившись, что все пациенты стабильны, он решает оставить машину у госпиталя ветеранов и дойти до Хертель-авеню, где полно итальянских и еврейских заведений. В хорошую погоду доктор Чардак не прочь прогуляться – да, это совсем не по‑американски. Ну и что с того: улицы, по которым он шагает воскресным летним вечером – единственный пешеход, да еще при галстуке и пиджаке (легкий пиджак поверх рубашки из смесовой ткани с коротким рукавом), – это улицы Северного Буффало: проложенные как по линейке, с рядами оправдывающих название «авеню» молодых деревьев и свежеокрашенных или чуть облупившихся (таких немного) деревянных домов – красных, палевых, бледно-зеленых, голубых, кремовых, белых, – на которых кое‑где висят американские флаги; домов поменьше и домов побольше, домов, перед которыми расстилаются пышные травяные ковры (без всяких заборов!), домов, на удивление хорошо защищенных от непогоды и сохраняющих тепло зимой (прохладу – куда хуже), как он мог убедиться за эти годы.
Раздражает, что кто‑нибудь то и дело предлагает его подбросить. Поначалу он, за неимением убедительных объяснений, отвечал: «Thanks, no!»[15], пока не додумался оправдывать свою чудаковатую «just walking»[16] профилактикой инфаркта. «Oh really, doctor!»[17] – восклицают соседи, испуганно сжимая в руках ключи от машины. Но сегодня на улицах никого, только прошли навстречу две шушукающиеся школьницы да выскочила на тротуар белка – наглость, которую и вообразить нельзя у ее бедных и трусливых европейских родственниц.
Прогулка в пространстве, которому нет до тебя никакого дела и которое знаешь как свои пять пальцев, приводит в движение мысли и перемалывает их в ритме шагов. К долгой ходьбе по городу доктор Чардак пристрастился не в Лейпциге, а на бульварах Пятнадцатого, Седьмого и Шестого округов, по которым он добирался до фешенебельных или рабочих округов на правом берегу. Метро стоило недорого, но Рут и Герда, которые не могли рассчитывать на помощь семьи, сразу же от него отказались. Метро – это деньги на ветер, твердили они, к тому же ходить пешком полезно для фигуры. Такса усмехался: фигура – явно наименьшая из их проблем. Девушки позволяли ему угостить их кофе, но купить билетики на метро – в исключительных случаях. Что за радость ездить под землей, словно в клетке, когда ты в Париже? Даже если собирался дождь, при слове «клетка» Вилли не решался возразить. Герда побывала в тюрьме, чудом выбралась и сбежала из Германии, что тоже следует признать большим везением. «Куда ты сейчас? – спрашивал он ее. – Ты знаешь, как туда идти?» – «Спасибо, Такса, я справлюсь, но если тебе и правда больше нечем заняться, проводи меня немного». Ему было чем заняться (засесть в библиотеке до самого закрытия), но вместо этого он тащился со всеми своими медицинскими томами далеко за мост Сен-Мишель и возвращался с глубоким отпечатком ручки портфеля на пальцах.
Герда была неутомима. Спустя месяц после приезда казалось, она словно родилась в Париже. Бывали дни, когда она ходила забирать деньги за свои небольшие заказы до самой Опера́ и на обратном пути покупала круассаны и корзиночку клубники для Рут, которая к этому времени уже наверняка была дома. «Она в обморок хлопнется, если я не принесу ей чего‑нибудь сладкого, даром что взрослая и высоченная». Или ей надо было на почту на Монпарнасе, чтобы отправить письмо Георгу, хотя чаще она обходилась почтовым ящиком, а марки покупала в табачном киоске, а раз уж они все равно здесь, может, он купит ей сигарет? Случалось, что, пока он ждал сдачу, она, уже наклеив марки до Италии, замечала: если бы жесткошерстных такс не было, их следовало бы выдумать…
Потом она решила взяться за учебу и экстерном подготовиться к экзаменам на бакалавра. Георг тогда всячески ее поддерживал и уговаривал Вилли, чтобы тот подтянул Герду по незнакомым предметам. Будто нарочно, чтобы его поддразнить, она приглашала Вилли заниматься в Высшую нормальную школу, намного более красивую и тихую, чем Сорбонна, где Такса числился в студентах. Если их выгоняли, они усаживались на скамейку в Люксембургском саду, Герда вытаскивала из сумочки периодическую таблицу и список основных формул по физике, и они вдвоем придерживали листок, опасно просвечивавший по линиям сгиба. Эта химико-физическая близость длилась, пока Герда не теряла терпение или не начинала мерзнуть. Сколько минут Такса прикасался бедром, прикрытым фланелью его брюк, к ее бедру, сколько взглядов он успевал бросить на выглядывавшие из‑под формул шелковые чулки, на ноги, постукивавшие в такт зубрежке?
Эффект двойной экспозиции онлайн — Бесплатные фильтры и эффекты
Создавайте уникальные эффекты двойной экспозиции с помощью бесплатного онлайн-инструмента Pixelied для создания двойной экспозиции. Смешивайте изображения и мгновенно создавайте поистине сюрреалистические образы.
Или перетащите сюда свое изображение
Как создать эффект двойной экспозиции за 4 шага
Изучите и поэкспериментируйте с различными эффектами двойной экспозиции в универсальном наборе инструментов для редактирования фотографий Pixelied. Создайте эффект двойной экспозиции для своего последнего дизайна за считанные минуты всего за четыре простых шага.
Шаг 1
Загрузите два изображения в формате PNG или JPG или перетащите две стоковые фотографии в редактор.
Шаг 2
Нажмите кнопку «Эффекты и фильтры изображения» на верхней панели инструментов редактора.
Шаг 3
Прокрутите вниз до Расширенного режима и выберите один из различных эффектов двойной экспозиции, чтобы применить его к фотографии.
Шаг 4
После того, как вы закончите, нажмите «Загрузить» и сохраните наложенное изображение в любом формате файла.
Бесплатный набор инструментов для простых и красивых изображений
Создавайте изображения с превосходными эффектами двойной экспозиции, используя онлайн-редактор двойной экспозиции Pixelied. Наш удобный набор инструментов для редактирования фотографий позволяет легко превращать повседневные снимки в цифровые шедевры путем наложения изображений, даже если вы новичок в редактировании и ретушировании изображений.
Добавьте эффект двойной экспозиции к своим фотографиям
Создавайте необычайно уникальные визуальные эффекты с эффектом двойной экспозиции в редакторе Pixelied. Загипнотизируйте зрителей и клиентов!
Просто добавьте два изображения, чтобы смешать их вместе и создать звездные изображения с помощью нашего создателя двойной экспозиции.
Создание художественных эффектов «как в Photoshop»
С помощью универсального облачного набора инструментов для редактирования фотографий Pixelied можно создавать художественные эффекты «как в Photoshop» без использования сложного программного обеспечения для дизайна.
Просто используйте наше веб-приложение прямо из браузера, чтобы создавать визуальный контент профессионального качества за считанные минуты, минуя все технические сложности!
Выбирайте из десятков уникальных наложений и текстур
Проявите творческий подход, ретушируя свои фотографии! Pixelied предлагает широкий спектр уникальных эффектов наложения и текстурных фильтров, чтобы ваши творения выделялись.
Объединяйте и смешивайте несколько изображений вместе, меняйте цветовой тон, играйте с нашими специальными эффектами и фильтрами или добавляйте тени к изображению, чтобы создать ощущение глубины. Возможности безграничны!
Экспорт изображения в несколько форматов высокого разрешения
Бесплатный онлайн-редактор фотографий Pixelied позволяет редактировать, сохранять и загружать изображения в различных форматах. Популярные из них включают JPG, PNG, SVG, PDF и другие.
Если вы знаете, какой формат файла лучше всего подходит для вашей онлайн-платформы для обмена мультимедиа, просто загрузите свои визуальные креативы в несколько кликов и поделитесь ими со своей цифровой аудиторией!
Эффекты двойной экспозиции с дополнительными настройками
Кадрирование
Удалите ненужные элементы с фотографии и исправьте композицию изображения с помощью инструмента кадрирования.
Размытие
Размытие фона, чтобы сфокусировать объект на изображении и уменьшить визуальный шум.
Изменение размера
Отрегулируйте размер фотографии одним щелчком мыши без изменения качества изображения с помощью инструмента изменения размера.
Flip
Создайте сюрреалистическое ощущение, переворачивая элементы на фотографии и гипнотизируя аудиторию.
Повернуть
Придайте своим снимкам новую перспективу, повернув объекты и изменив динамику изображения.
Opacity (Непрозрачность)
Управляйте визуальным воздействием элемента на фотографии или в дизайне.
Больше, чем просто инструмент для создания двойной экспозиции
Набор инструментов для редактирования фотографий Pixelied — это универсальное средство для создания потрясающей графики для социальных сетей, независимо от профессионального опыта или навыков. Выбирайте из тысяч готовых адаптируемых шаблонов или проявите творческий подход с нашей полной коллекцией инструментов и функций графического дизайна. Мгновенно превращайте свои фотографии в блестящие шедевры и делитесь ими в Интернете с помощью Pixelied!
Другие инструменты:
Что говорят наши пользователи
Pixelied на вес золота. Когда вы найдете такой редкий ресурс, как этот, вы сразу же спросите себя: «Как я жил без него?» Избегать Pixelied означает избегать экономии времени и эффективности. И все это без ущерба для качества дизайна? Рассчитывайте на меня!
Кайл Кортрайт
Основатель Logo Wave
Я никогда не думал, что создавать свои собственные логотипы и дизайны будет так просто. Тот факт, что я могу создавать такие потрясающие дизайны самостоятельно, — это то, что мне очень нравится в Pixelied.
Элла Лусеро
Основатель Quaries
У меня была возможность использовать шаблоны Pixelied для публикаций моей компании в Linkedin и Facebook. Я должен честно сказать, что был впечатлен, а я не из тех, кого легко впечатлить! Расширенные функции редактирования и настройки экономят время, и, что самое приятное, они действительно просты в использовании.
Дэйв Саттон
Генеральный директор TopRight Transformational Marketing
Pixelied на вес золота. Когда вы найдете такой редкий ресурс, как этот, вы сразу же спросите себя: «Как я жил без него?» Избегать Pixelied означает избегать экономии времени и эффективности. И все это без ущерба для качества дизайна? Рассчитывайте на меня!
Кайл Кортрайт
Основатель Logo Wave
Я никогда не думал, что создавать собственные логотипы и дизайны будет так просто. Тот факт, что я могу создавать такие потрясающие дизайны самостоятельно, — это то, что мне очень нравится в Pixelied.
Элла Лусеро
Основатель Quaries
У меня была возможность использовать шаблоны Pixelied для публикаций моей компании в Linkedin и Facebook. Я должен честно сказать, что был впечатлен, а я не из тех, кого легко впечатлить! Расширенные функции редактирования и настройки экономят время, и, что самое приятное, они действительно просты в использовании.
Дэйв Саттон
Генеральный директор TopRight Transformational Marketing
Pixelied на вес золота. Когда вы найдете такой редкий ресурс, как этот, вы сразу же спросите себя: «Как я жил без него?» Избегать Pixelied означает избегать экономии времени и эффективности. И все это без ущерба для качества дизайна? Рассчитывайте на меня!
Кайл Кортрайт
Основатель Logo Wave
Часто задаваемые вопросы
Как создать эффект двойной экспозиции?
Сначала загрузите свою фотографию или перетащите ее в редактор. Затем нажмите кнопку «Эффекты и фильтры изображения», расположенную на верхней панели инструментов редактора. Прокрутите вниз до расширенного режима и выберите один из различных эффектов двойной экспозиции. После этого загрузите изображение в нескольких форматах файлов.
Как наложить цвет на изображение?
Чтобы добавить цветное наложение к вашим фотографиям, нажмите кнопку «Эффекты и фильтры изображения», расположенную на верхней панели редактора. Прокрутите вниз и выберите инструмент «Оттенок изображения». Отрегулируйте цвет и его интенсивность с помощью ползунка. После этого загрузите изображение в нескольких форматах с высоким разрешением.
Какой лучший онлайн-производитель двойной экспозиции?
Pixelied — лучшее онлайн-приложение для добавления эффекта двойной экспозиции к изображению без Photoshop или специального программного обеспечения. Создавайте сюрреалистичные и уникальные изображения, используя наш набор инструментов для редактирования фотографий.
Легко ли пользоваться редактором двойной экспозиции?
Pixelied — это бесплатный онлайн-инструмент для редактирования фотографий, который прост в использовании и не требует технических навыков работы со сложными программами, такими как Photoshop или Gimp.
Могу ли я добавить к своему изображению текст, логотип, значки и элементы?
Да, вы можете полностью настроить изображение, добавив текст, значки, фотографии, элементы, иллюстрации, макеты и т. д.
Можно ли использовать загруженные изображения в коммерческих целях?
Да, загруженные изображения можно использовать в личных и коммерческих целях без указания авторства.
4 способа сделать видео с двойной экспозицией | Online PS PR CapCut
Накладывая один клип на другой, видеоэффект с двойной экспозицией предлагает увлекательный способ повествования. С двойной экспозицией, используемой в ваших видео, вы можете легко создать видеомонтаж или ретроспективный кадр и сделать ваши видео более художественными и кинематографическими.
Итак, в этом уроке мы покажем вам, как создать классное видео с двойной экспозицией онлайн, в Photoshop, Adobe Premiere Pro и приложении CapCut на вашем телефоне. Давайте погрузимся в это сейчас.
Вот чему вы научитесь :
Как создать видео с двойной экспозицией с помощью FlexClip Online
Как создать видео с двойной экспозицией в PhotoShop
Как создать видеоэффект с двойной экспозицией с помощью Premiere Pro
Как Сделайте видео с двойной экспозицией в CapCut
Вот краткое руководство по созданию видео с двойной экспозицией:
Чтобы сделать видео с двойной экспозицией, вам нужно поместить одно видео в качестве наложения на другое видео и изменить его непрозрачность или режим наложения, чтобы сделать верхний видеослой прозрачным, чтобы создать видеоэффект двойной экспозиции.
Видеоэффект двойной экспозиции лучше всего работает для клипа с высокой контрастностью. Например, клип с более темным объектом на переднем плане и более светлым фоном видео.
Как создать видео с двойной экспозицией с помощью FlexClip Online
Если у вас есть доступ к Интернету, то использование простого в использовании и многофункционального онлайн-редактора видео предлагает вам отличный вариант для создания видео с двойной экспозицией, где бы вы ни находились. и когда вы хотите. Инструмент, который может оправдать ваши ожидания, — это FlexClip, не требующий загрузки программного обеспечения и опыта.
Используйте FlexClip для создания онлайн-видео с двойной экспозицией
Создать сейчас
С помощью FlexClip вы можете добавить видео в виде изображения на изображение поверх другого видео и изменить его непрозрачность для создания видеоэффектов с двойной экспозицией. Бонусом является то, что у вас есть бесплатный доступ к тысячам полностью настраиваемых шаблонов видео и бесплатной музыке и звуковым эффектам, а также к широкому набору удобных инструментов для работы с изображениями и видео, таких как анимированные тексты, динамические элементы, маски обрезки, изображения. средство для удаления фона и т. д.
Шаг 1
Доступ к онлайн-редактору видео FlexClip и загрузка клипов с ПК или напрямую с телефона для создания видеоэффекта с двойной экспозицией.
Загрузите два клипа во FlexClip.
Шаг 2
Нажмите кнопку «+», чтобы добавить первый клип на временную шкалу. Вы можете перетащить его ползунок внутрь, чтобы обрезать его, или использовать инструмент разделения, чтобы обрезать его, чтобы получить желаемое движение видео.
Добавьте клип на временную шкалу и обрежьте или разделите клипы для чернового монтажа.
Шаг 3
Создайте видеоэффект с двойной экспозицией: нажмите «картинка в картинке», чтобы добавить второй клип в качестве наложения видео > отрегулируйте его размер, чтобы заполнить пробел > уменьшите непрозрачность до 50 процентов, чтобы сделать его смотреть сквозь.
Добавьте еще одно видео в формате «картинка в картинке», чтобы создать видеоэффект с двойной экспозицией.
Шаг 4
Уточнение видеоэффекта двойной экспозиции. Выбрав верхний слой видео, щелкните инструмент «Настройка» и отрегулируйте контрастность, насыщенность, экспозицию, цветовую температуру и т. д., чтобы максимально усилить эффект двойной экспозиции. Вы также можете добавить анимированные тексты или бесплатную музыку, чтобы усилить атмосферу.
Улучшите видеоэффект с двойной экспозицией, отрегулировав детали.
Итак, давайте проверим окончательный видеоэффект двойной экспозиции для романтического видеомонтажа.
Видеоэффект двойной экспозиции для романтического монтажа, сделанный FlexClip
Создать сейчас
Шаг 5
Предварительный просмотр и публикация: нажмите кнопку «Экспорт», чтобы загрузить видео на жесткий диск или напрямую поделиться им на YouTube, Google Drive или Dropbox. Интерактивная ссылка и код для встраивания также доступны для вашего блога или личного ресурса.
Как создать видео с двойной экспозицией в PhotoShop
Вероятно, к вашему большому удивлению, вы также можете использовать Photoshop для создания видеоэффекта с двойной экспозицией и экспортировать его в качестве MP4. Секрет заключается в изменении режима наложения слоя видео. Вот как это сделать подробно.
Сделайте видео с двойной экспозицией в Photoshop.
Шаг 1
Нажмите Ctrl/CMD+N, чтобы создать новый документ в Photoshop, установите ширину и высоту холста, соответствующие размеру отснятого материала, и нажмите кнопку «Создать».
Шаг 2
Выберите два кадра, которые вы хотите использовать для видеоэффекта двойной экспозиции, и перетащите их в Photoshop.
Шаг 3
Перейдите в «Окно» > прокрутите вниз и выберите «Временная шкала» > выберите «Создать временную шкалу видео» > два клипа будут добавлены на временную шкалу в Photoshop > вы можете перетащить слой клипа поверх другого по своему желанию .
Шаг 4
Создайте видеоэффект с двойной экспозицией: измените режим наложения верхнего видеослоя на экран или другие режимы наложения, делающие верхний видеослой прозрачным.
Шаг 5
Уточните видеоэффект двойной экспозиции: нажмите Ctrl/CMD + L, чтобы открыть инструмент «Уровни» > перетащите белую и черную точки соответственно, чтобы усилить контрастность видеоэффекта двойной экспозиции.
Шаг 6
Перетащите ползунок двух клипов внутрь, чтобы обрезать клипы на временной шкале и оставить только лучшие движения видео, которые вы хотите. Или вы можете использовать инструмент «Перемещение», чтобы отрегулировать положение слоя для лучшей композиции для видео с двойной экспозицией.
Шаг 7
Экспортируйте видео с двойной экспозицией: выберите «Файл» > «Экспорт» > «Визуализация видео» > выберите формат H. 264 и высокое качество > нажмите кнопку «Визуализация». Сделанный.
Как создать видеоэффект двойной экспозиции с помощью Premiere Pro
Другой вариант — использовать Adobe Premiere Pro для создания видеоэффекта двойной экспозиции с дополнительными настройками деталей. Вы можете комбинировать режим наложения и ключевые кадры, чтобы создавать причудливые видеоролики с двойной экспозицией в PR, рекомендуемые для опытных видеоредакторов.
Создайте красивое видео с двойной экспозицией с помощью Premiere Pro.
Шаг 1
Перетащите первый клип на временную шкалу в Premiere Pro.
Шаг 2
Увеличьте контрастность первого клипа и обесцветьте его до черно-белого: выберите первый клип > перейдите в «Цвет Lumetri» > «Кривые» > перетащите кривую S, чтобы увеличить контраст между светом и тенью клипа > нажмите Основная секция> уменьшите уровень черного и увеличьте уровень белого> уменьшите насыщенность, чтобы сделать его черно-белым> немного уменьшите экспозицию.
Шаг 3
Перетащите второй клип под первый черно-белый клип на временной шкале. Обрежьте клип, чтобы он соответствовал длине верхнего клипа.
Шаг 4
Создайте эффект двойной экспозиции: выберите верхний видеослой, перейдите на панель управления эффектами > установите режим наложения на экран > затем темная часть верхнего видеослоя станет прозрачной. Вы можете масштабировать верхний видеослой, чтобы увеличить размер видимой области, или добавить ключевые кадры, чтобы управлять движением видеоэффекта двойной экспозиции.
Как сделать видео с двойной экспозицией в CapCut
Если вы часто используете мобильные приложения для редактирования клипов на iPhone или Android, мощное приложение CapCut предлагает вам бесплатную возможность сделать приличное видео с двойной экспозицией за несколько кликов.
Сделайте видео с двойной экспозицией с помощью CapCut.
Шаг 1
Запустите приложение CapCut, нажмите «Новый проект» и добавьте видео на временную шкалу.
Шаг 2
Нажмите Холст и выберите цвет, который вам нравится, например, желтый.
Шаг 3
Удаление фона видео. Коснитесь видео и выберите «Удалить фон». Таким образом, будет сохранена только тема видео.
Шаг 4
Отрегулируйте насыщенность, яркость и экспозицию видео. Коснитесь «Настройка» > уменьшите насыщенность, яркость и экспозицию. Итак, позже мы можем сделать его прозрачным при изменении режима наложения.
Шаг 5
Экспорт видео.
Шаг 6
Коснитесь «Новый проект» > стоковые видеоролики > выберите белый фон > коснитесь «Наложение» и импортируйте только что сохраненное видео.
Шаг 7
Нажмите Chroma Key > переместите палитру цветов на зеленый > отрегулируйте интенсивность и тень, пока объект не будет обрезан.
Шаг 8
Коснитесь видео > Настроить > уменьшить яркость и насыщенность.
Шаг 9
Создайте видеоэффект с двойной экспозицией: импортируйте другой клип > нажмите «Наложение» > отрегулируйте его размер, чтобы он соответствовал первому видео > нажмите «Склеить» > выберите «Фильтр» или другие режимы наложения, которые лучше всего подходят для вашего видео.
Теперь дело за вами
Итак, какой вариант лучше всего подходит для создания видео с двойной экспозицией? Поделитесь этим видео на Facebook или Twitter со своим другом и оставьте свой комментарий. С нетерпением ждем ваших отзывов.
Откровенный /
Увлеченный фотографией, видеосъемкой и путешествиями, Фрэнк — опытный копирайтер и любимый отец двухлетней дочери компании FlexClip. Он всегда рад поделиться своими последними открытиями в области видеомаркетинга и уловками, позволяющими оживить ваши воспоминания с помощью видео и изображений.
Как создавать фотографии с двойной экспозицией с помощью этих приложений
В наши дни всем нравится редактировать фотографии, поскольку это позволяет им продемонстрировать свое творческое мышление и навыки. Большинство из них делают это в качестве хобби или чтобы произвести впечатление на своих друзей в социальных сетях. Тем не менее, многие делают это профессионально, создавая посты в социальных сетях или дизайн для своих клиентов.
Хотя профессиональные навыки включают в себя широкий спектр навыков редактирования и обработки изображений, существует множество приложений и программных решений, которые каждый может использовать для создания специальных эффектов или улучшения качества изображений, например, превращать фотографии в аниме-рисунки, добавлять макияж к фотографиям и т.д.
Что такое двойная экспозиция?
Возможно, вы видели несколько отредактированных изображений, представляющих собой два изображения, смешанные в одно. В отличие от простого объединения двух фотографий в одну, этот эффект известен как двойная экспозиция. Обычно его используют графические дизайнеры для создания особого изображения или композиции. Если вы не графический дизайнер, но все же хотите делать фотографии с двойной экспозицией, многие мобильные приложения помогут вам в этом. Сегодня мы рассмотрим некоторые из лучших бесплатных приложений и онлайн-инструментов с двойной экспозицией:
Часть 1. Лучшие приложения для фотографий с двойной экспозицией
#1 Image Blender
Если вы используете iPhone, вы можете использовать это приложение Image Blender, чтобы использовать эффект двойной экспозиции. Этот фоторедактор с двойной экспозицией позволяет быстро создавать изображения с двойной и мультиэкспозицией. Функции редактирования просты в освоении, что делает их еще лучше для начинающих. Кроме того, с этим приложением очень легко добавлять текстуры и применять различные фильтры для смешивания изображений друг с другом. Кроме того, эффект фильтров можно регулировать, уменьшая или увеличивая интенсивность, чтобы изображение выглядело естественно.
Это приложение экспортирует высококачественные изображения с двойной экспозицией, поэтому вы можете легко использовать отредактированные изображения для различных целей. Вы можете нажать на эту ссылку выше, чтобы загрузить это приложение из магазина приложений.
#2 Enlight
Enlight — еще одно приложение для редактирования фотографий iPhone, которое позволяет мастерски создавать фотографии с двойной экспозицией. Тем не менее, это не бесплатное приложение, но его стоимость разумна, а различные функции оправдывают свою цену. И это ограничено только для пользователей iOS, и поэтому, если вы являетесь пользователем Android, вам придется искать другие приложения с двойной экспозицией, которые мы перечислили ниже.
Что делает это приложение особенным, так это его очень быстрый способ создания изображения с двойной экспозицией, и пользователю не нужно быть профессионалом в навыках редактирования фотографий. Вы можете настроить прозрачность изображения переднего плана, чтобы сделать фоновое изображение более заметным. После смешивания изображений вы можете отрегулировать уровень интенсивности изображения, а некоторые классные эффекты и фильтры придадут особый вид вашему окончательному отредактированному изображению.
Кроме того, несколько вариантов обмена, предоставляемых этим приложением, можно использовать для обмена отредактированными изображениями на разных платформах социальных сетей. Таким образом, вы, безусловно, можете попробовать это приложение, чтобы сделать фотографии с двойной экспозицией, которые визуально приятны.
#3 BlendMe
Если вы ищете бесплатное приложение для Android, которое обеспечивает изображения исключительного качества с эффектом двойной экспозиции, то вы, безусловно, можете попробовать BlendMe. Это приложение позволяет создавать изображения с двойной экспозицией в качестве HD. Поэтому вам не нужно беспокоиться о качестве конечного отредактированного изображения.
Используя это лучшее бесплатное приложение с двойной экспозицией, вы можете смешивать до четырех изображений одновременно, а также в этом приложении есть много других функций редактирования. Кроме того, в этом приложении есть различные инструменты, которые позволяют вам экспериментировать с вашими навыками редактирования.
#4 Snapseed
Snapseed — одно из самых популярных приложений для редактирования изображений в последнее время. Он доступен как в App Store, так и в Google Play Store, что делает его идеальным для пользователей телефонов iPhone и Android.
Это приложение, разработанное самой компанией Google, имеет множество функций, которые нравятся как экспертам, так и начинающим редакторам. Чтобы узнать, как применить эффект двойной экспозиции к вашим фотографиям, вы можете ознакомиться с одним из многочисленных руководств, представленных в самом приложении. Это приложение также бесплатное и содержит множество других функций редактирования, таких как HDR, восстановление, структура, кисть, что делает его одним из лучших приложений для редактирования фотографий.
#5 PhotoBlend
PhotoBlend — это бесплатное приложение для редактирования фотографий для пользователей телефонов Android. Он имеет мощный эффект двойной экспозиции, который позволяет легко интегрировать два изображения друг в друга. Эффекты этого удивительного фоторедактора настолько сбалансированы и эффективны, что отредактированные изображения выглядят так, как будто они были отредактированы в лучших фоторедакторах для настольных компьютеров, таких как Illustrator или Adobe Photoshop.
Вы также можете воспользоваться премиум-версией этого приложения, если хотите насладиться более интересными эффектами и фильтрами в этом приложении. Тем не менее, бесплатная версия сама по себе достаточно хороша, если вы ищете простое, но полезное приложение для фотографий с двойной экспозицией.
#6 Двойная экспозиция — Blend 2 Pics
Blend 2 Pics — это бесплатное приложение для редактирования фотографий для Android, специально созданное для тех, кто хочет создавать волшебные изображения с двойной экспозицией. С помощью этого приложения вы можете объединять изображения и фотографии несколькими способами. Например, эффект «Яркая планета» создает особый фон, идеально сливающий изображения друг с другом. Есть много других эффектов, подобных этому, которые позволяют сделать фотографии с двойной экспозицией, созданные вами, исключительно хорошо выделяющимися.
Однако некоторым пользователям в этом приложении не хватает нескольких основных функций редактирования. Помимо этого, это замечательное приложение для редактирования, так как оно имеет множество крутых фильтров, шрифтов и рамок для фотоколлажей, которые могут помочь вам создавать великолепно смешанные изображения, чтобы произвести впечатление на ваших друзей через сайты социальных сетей.
Часть 2. Как создавать фотографии с двойной экспозицией онлайн
Существует множество онлайн-фоторедакторов, предлагающих инструменты для создания фотографий с двойной экспозицией онлайн. Это Pho.to, BeFunky, Fotor, Canva, PicMonkey и другие. В этой части мы покажем вам, как делать снимки с двойной экспозицией с помощью PicMonkey.
Хотя PicMonkey не предоставляет своим пользователям предварительную настройку двойной экспозиции, делать фотографии с двойной экспозицией с помощью этого онлайн-инструмента для редактирования фотографий очень просто. Чтобы начать использовать этот инструмент, вам необходимо создать бесплатную учетную запись для входа в PicMonkey. Если вы обновитесь до королевской версии (5 долларов в месяц), вы сможете получить доступ ко всем его замечательным функциям. Теперь давайте начнем.
Шаг 1 . Выберите две подходящие фотографии и соедините их вместе, чтобы получилась двойная экспозиция. Среди этих двух фотографий по крайней мере одна имеет высокую контрастность и имеет темный фон или светлый передний план. Это не обязательно, но вам будет удобнее настроить режим наложения на шаге 4.
В довершение всего, убедитесь, что на ваших изображениях нет нежелательных объектов, потому что они испортят ваши изображения и сделают фотографию с двойной экспозицией несовершенной. Чтобы избежать этого, вам нужно это программное обеспечение Photo Eraser для удаления ненужных вещей с фотографий. Это может помочь вам стереть тень, линию электропередач, водяной знак и даже удалить блок цензуры с изображения, не портя фон изображения.
Шаг 2 . На главной странице PicMonkey откройте базовую фотографию, нажав кнопку «Создать».
Шаг 3 . Добавьте свое второе изображение, перейдя на вкладку «Графика» или «Текстуры» слева от редактора и нажав «Добавить свое» вверху.