Салли манн фотографии детей: Фотографы, снимающие своих детей — Look At Me
Фотографы, снимающие своих детей — Look At Me
91472
Написалалиса таёжная18 марта 2011
5 документальных фотографов, наблюдающих за своими детьми через видоискатель камеры
Сайт фотографа
Американский фотограф Салли Манн(Sally Mann), одна из признанных мастеров в Европе и у себя на родине в США, начинала с пейзажей и портретов подростков, а затем, выйдя замуж и родив детей, сосредоточилась на съёмке самых близких. Её серия «Immediate Family» 1992 года, состоящая из 65 фотографий двух дочек и сына, каждый из которых был младше 10 лет, наделала немало шума на тему детской порнографии. Например, Wall Street Journal, отзываясь на фурор на тему Манн, напечатал фото 4-летней Вирджинии, закрыв ей глаза и интимные части тела цензурными чёрными квадратами. Серия, обретя популярность за счёт скандала, попала во все каталоги истории фотографии: техника Манн в работе с крупноформатной камерой , эмоциональность снимков и захваченная на камеру красота уязвимости и невинности её детей стала одной из вех в документальном жанре.
После детской серии Салли Манн снимала пейзажи («Deep South»), останки своей любимой собаки Евы («What Remains»), обнажённого мужа («Proud Flesh») и сейчас делает большой проект с автопортретами.
Сайт фотографа
Японский фотограф Такаси Хомма (Takashi Homma) жил и работал в Лондоне, сотрудничал с журналом i-D, а позже вернулся в Токио снимать городские пейзажи. В конце 90-х он получил премию за свою фотосерию пригородов Лондона. Любимым фотографом он называет Уильяма Эгглстона, и действительно, в работах Хоммы есть такая же любовь к интересной композиции, ярким цветам и плёночной фотографии. Для своего нового урбанистического проекта «Tokyo and my daughter» (2007) Хомма выбрал 32 фотографии своей дочки с рождения до 6 лет и снимки окружающей его обстановки: от вида из окон до ежедневного пейзажа на улице, где он живёт. Серия была задумана, как иллюстрация постижения города маленьким человеком через самое близкое, до чего он может добраться глазами.
Сайт фотографа
Норвежский фотограф Маргарет М. де Ланге (Margaret M.de Lange) зарабатывает съёмкой интерьеров и рекламы, но в свободное время фотографирует своих дочек в семейном доме за городом. Маргарет начала свой долгосрочный проект в 1993 году, а закончила в 2002-м и, наученная опытом Салли Манн, выставила получившиеся фотографии только после того, как подросшие и совершеннолетние дочки дали официальное разрешение на публикацию. Чёрно-белые контрастные и зернистые фото, снятые на крупный формат в скандинавских пейзажах, показывают и драматичную суровость северной природы, и непростой характер детей, становящихся взрослыми. Книгу напечатали в минувшем году в Лондоне, а выставка де Ланге уже побывала в Париже и Нью-Йорке.
Робин ШварцСайт фотографа
Долгое время Робин Шварц (Robin Schwartz), профессиональный фотограф, снимала животных в питомниках и заповедниках, а когда её дочка Амелия немного подросла, они вместе отправились в такое рабочее путешествие.
Без всякого намерения делать фотосерию про своего ребёнка, Робин сделала несколько фотографий Амелии с животными, которые, к удивлению, вышли ироничными, нежными и очень особенными. Хобби превратилось в проект из трёх частей, где Амелия в возрасте 3, 7 и 9 лет общается в кадре как с обычными, так и с экзотическими животными — от слонов до лемуров. Помимо нестандартного сюжета, фотографии Шварц привлекательны ещё и тем, как они фиксируют перемены в ребёнке по отношению к окружающему миру – от беззаботности и нежности детства к закрытости и сдержанности подросткового возраста. После того, как фонд Aperture издал книжку с тремя сериями фотографий под общим заглавием «Amelia’s world», работы Робин купили сразу несколько влиятельных американских музеев, среди которых Музей современного искусства Сан-Франциско, MET и MOMA.
Сайт фотографа
Родившаяся во Франции Мартин Фужерон (Martine Fougeron) уже 10 лет живёт в Нью-Йорке и регулярно снимает для New Yorker.
Проект Tete-a-tete она начала как дипломный для своего фотографического колледжа, решив обратить внимание на двоих почти взрослых сыновей. В течение пяти лет она общалась со своими детьми дома, на вечеринках, на природе и в компаниях их друзей-сверстников. Простые, искренние документальные снимки рассказывают об обычной жизни без драм и изломов, которой живут большинство подростков благополучного среднего класса. Результат кураторы и американские критики назвали одной из лучших биографических серий десятилетия и в минувшем году удостоили его сольной выставкой в Нью-Йорке и публикацией отдельной книгой.
Салли Манн и чудо детской обнажёнки | by Ildar Galeev
Салли Манн — из тех мировых классиков фотографии ХХ века, работы которых неизменно вызывали и продолжают вызывать массу откликов. Она начала работать профессионально с середины 1970-х годов, и уже в восьмидесятые получила широкую известность своей серией “Immediate Family” — черно-белых фотографий, изображающих троих ее детей — Эммета, Джесси и Вирджинию в возрасте от 5 до 11 лет в обнаженном виде.
Эта серия, сразу после ее премьеры, стала предметом ожесточенной дискуссии между консервативной частью американской публики и либеральной.
Первые, испытывая влияние тезиса о том, что дети, олицетворяя собой невинность и нетронутую чистоту, и, потому, требуют защиты от любых проявлений вольных трактовок, — придерживались мысли о том, что любое изображение ребенка должно следовать старой модели восприятия, как продолжение традиции рассматривать дитя как неприкосновенный символ благочестия семьи в “здоровом” обществе. Такие критики воспринимали работы Салли Манн как порнографию, а ее саму рассматривали как мишень в своих нападках в разгоревшихся “культурных войнах” о семейных ценностях (это началось, примерно, с 1987 года).
Вторые отдавали должное силе воздействия этих фотографий и смелости их автора взять на себя недюжинную ответственность. Ведь Манн, используя своих детей в качестве моделей, таким образом вовлекает их в процесс творчества в условиях публичности искусства, когда каждый ее шаг и, соответственно, действия ее малюток в качестве арт-объектов, будут подвергаться оголтелому осуждению.
Хотелось ли ей этого на самом деле — большой вопрос. Но то, что она продолжила после этого свои занятия на этом рискованном поле, обозначенном красными флажками — говорит о ней как об убежденном в своей правоте мастере.
Манн выбрала в качестве героев съемки своих детей, наверное, не просто потому, что они всегда у нее под рукой. А потому, что с ними были связаны ее сокровенные желания и мысли (и матери, и художника) оттянуть момент их взросления, зафиксировать исторически и визуально их витальную энергию, раскованность поведения, когда они пребывают в неведении о том, насколько они потрясающи. Насладиться уникальностью этого ускользающего буквально на глазах чувства. Это сгусток нематериальной природы. Такие категории как красота и любовь, несмотря на их избитость в массовом сознании, для Манн важны чрезвычайно, что бы ей не говорили пуритане-агрессоры.
Проблема телесности в искусстве, в особенности в ХХ веке, время от времени вставала снова и снова, подвергалась тотальному пересмотру.
Стремление достигнуть универсальности ее значения как правило всегда было обречено на провал. Начиналось все с объективизации субъекта, — натуралистических канонов, которыми многие мастера и сегодня подменяют собственную неспособность к прорывам. Со временем стало понятно, что тело — не только дар божий, не только улика и документ, но и конфликт, война, конфронтация. У Салли Манн в этом отношении были хорошие предшественники (цы), среди них Доротея Ланж (Lange), она еще в 1936-м обнародовала свои сюжеты с обнаженными детьми. Следом за ней уже в 1950-е в запретную для публики зону отправлялась и Дайан Арбус. Среди мужчин возмутителей спокойствия было поболее. И Роберт Мэпплторп, и Андрес Серрано и нынешний кумир русского детского омбудсмена и “офицеров России” — Джок Стёрджесс.
Фото Манн, как и всех вышеперечисленных становились предметами всенациональных дебатов о чистоте морали и необходимости установления нравственных табу, об общепринятых культурных границах и даже об оскорблении религиозных чувств верующих.
Эти столкновения, иногда даже с участием полиции и суда, продолжались до начала 1990-х годов. Но сейчас как-то все поутихло.
Шедевр Мэпплторпа с одетым в костюм афроамериканцем, у которого растёгнута ширинка брюк с вываливающим оттуда внушительным “достоинством”, торгуется на публичных аукционах и набирает 7-значные цифры, работы Манн — с ее устоявшейся репутацией фотографа для фотографов — украшают стены выставочных пространств мировых музеев и галерей. Так что копья все вроде бы уже отложены в ожидании черного дня, когда вот-вот придет “молодая шпана, что сотрет нас с лица земли”. Которая объявит, что творения Манн, содержащие намеки на скрытую детскую сексуальность, метафорику подростковой травмы, чувственное переживание близости смерти, — безнадежно устаревший, традиционный в плохом смысле инструмент эмоционального давления, пример эксплуатации заигранной пластинки.
Я видел выставку Салли Манн в Осло, было это году в 2007-м. Со мной в выставочных залах местного музея фотографии была моя семья — детям тогда было 10 и 16 лет.
На стенах были сюжеты с обнаженными подростками, и помню, как мы потом сидели в кафе рядом со столиком Генрика Ибсена и вместе обсуждали, как это было прекрасно…
Почему фотографии Салли Манна о ее детях все еще могут сделать зрителям неудобными
Реклама
Визуальная культура
Алина Коэн
Январь 4, 2018 4:28
Салли Манн
. Торги закрыты
В начале 1990-х фотограф Салли Манн превратила один из самых банальных элементов семейной жизни — сентиментальный фотоальбом — в сбивающее с толку, вызывающее разногласия и, в конечном счете, незабываемое произведение искусства. Для своей серии «Ближайшие родственники» она сняла троих своих детей (Эммета, Джесси и Вирджинию) в уязвимых местах в их летнем доме в сельской Вирджинии. Последовавшая за этим критика изображений поставила под сомнение грань между порнографией и изобразительным искусством и проблематизировала объективацию детей.
В декабре этого года элементы этой дискуссии снова вышли на первый план после того, как онлайн-петиция приказала Музею искусств Метрополитен либо снять, либо заново контекстуализировать картину 1938 года «Тереза мечтает » французского художника, известного как Бальтюс.
Художник старшего возраста изобразил девочку-подростка, сидящую с приподнятым коленом, обнажая нижнее белье под красной юбкой. (Музей отказался выполнить требования.) Этот спор последовал за долгим годом протестов против художественных учреждений и конкретных работ, начиная с 9-го года Даны Шутц.0023 Open Casket (2016) на Биеннале Уитни и Scaffold Сэма Дюранта (2012) в Центре искусств Уокера. Каждая из этих битв зависела от несоответствия сил между художником и субъектом. Поскольку художники всех дисциплин борются с постоянно развивающейся этикой представления других, что мы можем узнать из скандала вокруг фотографий Манна «Ближайшие родственники», главного пробного камня культурных войн 1990-х годов?
Несмотря на то, как ее изображают средства массовой информации, Манн считает себя не столько портретистом и провокатором, сколько документалистом места, в частности, американского Юга. Многие из ее фотографий посвящены ее семейной ферме в Лексингтоне, штат Вирджиния.
Манн родилась Салли Мангер в маленьком городке в 19 лет.51. Сначала она изучала фотографию в школе Патни в Вермонте, где училась в средней школе. За два года обучения в Беннингтонском колледже она познакомилась со своим мужем Ларри Манном. В 1974 году она закончила бакалавриат в Вирджинии, в Холлинс-колледже, где в следующем году также получила степень магистра письма. Ее страсть к повествованию нашла еще один выход, когда она опубликовала свои мемуары, финалист Национальной книжной премии Hold Still в 2015 году.
Салли Манн
Vinland , 1992
Phillips
Торги завершены
Реклама
В марте этого года Национальная художественная галерея в Вашингтоне откроет выставку «Салли Манн: Тысяча переходов». 40-летняя карьера. Южный пейзаж играет главную роль, будь то фотографии полей сражений Гражданской войны или детей Манна. Глубокий смысл драмы исходит из теней и света на исторически чреватой земле. «Несмотря на ее большой талант и известность… весь спектр ее работ еще не получил достаточного и широкого внимания критиков и ученых», — говорит куратор выставки Сара Гриноу.
Этот обзор, несомненно, расширит знания о карьере Манн за пределами ее самой незабываемой и противоречивой серии. Но фотографии в «Ближайших родственниках» по-прежнему заслуживают изучения сами по себе.
Манн начала фотографировать своих детей, как только они родились. «В течение многих лет я снимала недооцененные и необычные домашние сцены из жизни любой матери с помощью «наведи и снимай», — вспоминает она в Hold Still . «Но только в 1985 году я надел свои фотографические глаза и начал видеть потенциал для серьезных изображений в семье». Своим первым «хорошим семейным снимком» она считает снимок распухшего от укусов насекомых лица Джесси. Ее сразу же привлекла более темная сторона детства, в отличие от более нетронутых и утомленных видений невинности. Она описывает свои семейные фотографии как суеверный способ предотвратить реальный вред своей семье.
Салли Манн
Новые матери , 1989
Phillips
Торги завершены или в других уязвимых местах.
Кровавый нос Эммета, мокрая постель Вирджинии и обнаженный танец Джесси на столе стали эстетическим кормом для матери. На фотографиях их возраст варьируется от одного до двенадцати лет. Манн представил эту серию в нью-йоркской галерее Houk Friedman (теперь Edwynn Houk Gallery) весной 1992. Позднее в том же году она опубликовала снимки в одноименной фотокниге.
За три месяца книга разошлась тиражом в 10 000 экземпляров. Дети Манна становились все более заметными. Хотя в то время им нравилось фотографироваться, никто не мог сказать, как изменится их мнение об этом опыте. Манн вспоминает, как водила своих детей к психологу, чтобы оценить влияние на них ее сериала; он думал, что они были в порядке.
В сентябре 1992 г. The New York Times Magazine опубликовал статью искусствоведа Ричарда Б. Вудворда под названием «Тревожная фотография Салли Манн». Статья не была откровенно критичной, но оттачивала детскую сексуальность и поднимала идеи о жестоком обращении с детьми и инцесте, которые, казалось, были намеренно созданы, чтобы вызвать споры.
Позже Манн пожаловался, что Вудворд вырвал ее слова из контекста. Письма в редакцию варьировались от просьб подумать о том, как действия Манн повлияли на сексуальность ее детей, до аплодисментов роману Манн и поразительным изображениям сильной материнской любви.
Салли Манн
Поврежденный ребенок , 1984
Phillips
Торги закрыты
The Wall Street Journal опубликовал в феврале 1991 года критикующую работу писателя Мана Соколова. Газета сопровождала ее изображением обнаженной Вирджинии, которое было размещено на обложке журнала Aperture Magazine в 1990 году. Здесь, однако, они подвергли фотографию цензуре, поместив черные полосы на ее глаза, соски и влагалище. «Это было похоже на увечье не только образа, но и самой Вирджинии и ее невинности», — пишет Манн. Она утверждает, что оттенок порнографии придала изображению цензура, а не сама картинка.
Защищая свою работу, Манн подчеркивает драматизм фотографий и их отрыв от реальности.
«Это не мои дети; это фигуры на серебристой бумаге, вырезанные из времени», — писала она более двух десятилетий спустя. «Я считаю, что моя мораль не должна иметь никакого отношения к обсуждению фотографий, которые я сделал». Она цитирует Эрнеста Хемингуэя, Эзру Паунда и Поля Гогена как художников, чьи работы нельзя игнорировать из-за их далеко не ангельской жизни. (Если Манн могла отмахнуться от статей и писем, тем страшнее сталкер, которого привлекала ее работа. В детскую школу написал один мужчина — помимо редакторов и журналистов — с просьбой предоставить о них дополнительную информацию. И Манн, и по крайней мере один из ее дети страдали бессонными ночами в страхе за свою безопасность.)
Я спросил куратора Национальной галереи Гриноу о связи между серией вроде «Ближайшие родственники» и недавней реакцией, скажем, на творчество Бальтюса. «Я думаю, что то, как кажется, что культура движется циклично, завораживает», — отметила она. «Когда мы начали [планировать нашу выставку] в 2014 году, казалось, что большая часть моральной паники по поводу изображения детской наготы отступила и что «Ближайшие родственники» действительно широко воспринимались как один из наиболее последовательно затрагивающих и откровенных фотографические исследования детства, которые когда-либо были опубликованы».
Салли Манн
Царапины собаки , 1991
Галерея Эдвина Хоука
Цена по запросу
Время первоначального обнародования «Ближайших родственников» Манн поместило ее работу в рамки более широких дискуссий о морали в фотографии. В 1989 году сенаторы США Эл Д’Амато и Джесси Хелмс выступили против фотографии художника Андреса Серрано 1987 года «Погружение (Моча Христа)», , на которой изображена пластиковая фигурка Иисуса на распятии, погруженная в мочу Серрано. Художник косвенно получил частичное финансирование от Национального фонда искусств (NEA) для демонстрации работы, и сенаторы хотели предотвратить получение государственных денег за такое же «непристойное» искусство. Художественная галерея Коркоран в Вашингтоне, округ Колумбия, впоследствии отменила выставку фотографий откровенно сексуального характера Роберта Мэпплторпа, которая также получила средства NEA. В 19В 90 году директор Центра современного искусства в Цинциннати Деннис Барри предстал перед судом за непристойность после того, как в музее были выставлены портреты полуобнаженных детей Мэпплторпа и практики БДСМ.
(Позже в том же году он был оправдан.)
В том же году ФБР. конфисковал оборудование Джока Стерджеса и репродукции обнаженных женщин и детей, которые согласились работать для него моделями. По их словам, Стерджес может быть виновен в уголовных нарушениях законов о детской порнографии, но Большое жюри США решило не предъявлять ему обвинения после 17-месячного расследования. Манн работала под такой же угрозой, хотя правительство так и не предприняло против нее никаких действий.
Интересно, что скандал вокруг «Ближайших родственников» представляет собой один из немногих случаев, когда и правые, и левые политики объединились, чтобы осудить художника. Писательница-феминистка Мэри Гордон нападала на Манн за то, что она излишне сексуализировала свою дочь, в то время как обвинения в порнографии исходили от консервативных кругов. В свою защиту Манн сослалась на Оскара Уайльда, который, как она пишет, утверждал, «что лицемерная, чопорная и филистерская английская публика, когда не могла найти искусство в произведении искусства, вместо этого искала в нем человека».
Уайльд умер в 1900. Более ста лет спустя мы все еще спорим — хотя и с более тонкими идеями о том, как функционирует власть, — делают ли слабости и упущения художников их работы непригодными для выставочных залов, публикаций и больших и малых экранов.
AC
Алина Коэн
Похожие истории
Не приравнивайте сегодняшние культурные войны к войнам 1990-х годов
Исаак Каплан
Игривая чувственность фотографа Эллен фон Унверт0003
How Annie Leibovitz Perfectly Captured Yoko and John’s Relationship
Alina Cohen
Advertisement
Further Reading in Vertical
Advertisement
Vertical
The Article Title
Artsy Editors
Jan 01, 0000 00:00PM
Связанные истории
Заголовок связанной статьи
Artsy Editors
Заголовок связанной статьи
Artsy Editors
Заголовок связанной статьи
Художественные редакторы
Материнский взгляд Салли Манн
Культура
Спустя два десятилетия после того, как ее фотографии детей произвели фурор, она раскрывает любопытную логику своего искусства.
Сара Боксер Салли Манн / Литтл, Браун и компания
Еще в 1992 году, когда некоторые из фотографий Манн с ее детьми были опубликованы в Ближайшие родственники , Манн подверглась критике за то, что она была плохой матерью, эксплуатировала своих детей и, что хуже всего, в приглашении Гумберта. Гумберты всего мира, чтобы полюбоваться на ее малышей. Все тревоги родителей по всей стране, казалось, были сосредоточены на семье Манн в сельской Вирджинии. Теперь Манн написала мемуары, и в них она объясняет странное и волшебное мышление, стоящее за некоторыми из этих печально известных семейных фотографий.
Держись , многопоколенческая по масштабу, южная по своему юмору и набоковская по своим амбициям, великолепно написана и убедительна. Он также изобилует семейными снимками, фрагментами ее известных фотографий, плохими и забавными табелями успеваемости, причудливыми историями и ужасными мысленными образами, от которых некоторым читателям будет трудно избавиться. Один момент особенно выделяется своим ужасом, но также предлагает ключ к пониманию того, как Манн видит фотографию и ее тонкую, но мощную связь с реальностью и памятью.
Манн вспоминает, что «жарким днем в начале сентября 1987 года» она пошла «к дороге, ведущей к нашей подъездной дорожке, чтобы встретить Эммета, который возвращался домой после игры с другом».
Бульдозер на холостом ходу перекрыл мне обзор, но я заметил Эммета, когда он приближался к дороге… Эммет остановился на другой стороне улицы возле бульдозера… Я поднял руку ладонью вперед, на универсальном знаке «стоп»… Эммет принял это за знак «приходи ко мне скорей» и так и сделал.За секунду до того, как он прыгнул вперед, флагман дал сигнал нетерпеливо ожидающим машинам двигаться вперед. Первая машина в очереди была 19Chevelle 70-х, тяжелая, мощная машина, за рулем которой семнадцатилетний парень… Бедняга никак не мог затормозить, чтобы избежать столкновения с Эмметом, который выскочил со своей стороны дороги, его счастливые глаза смотрели на меня… Машина, двигаясь со скоростью около тридцати пяти миль в час, поймал его в середине прыжка. Голова Эммета врезалась в капюшон, и он был катапультирован более чем на сорок футов, где он лежал скрюченный и истекающий кровью посреди дороги.
За секунду до того, как он прыгнул вперед, флагман дал сигнал нетерпеливо ожидающим машинам двигаться вперед. Первая машина в очереди была 19Chevelle 70-х, тяжелая, мощная машина, за рулем которой семнадцатилетний парень… Бедняга никак не мог затормозить, чтобы избежать столкновения с Эмметом, который выскочил со своей стороны дороги, его счастливые глаза смотрели на меня… Машина, двигаясь со скоростью около тридцати пяти миль в час, поймал его в середине прыжка. Голова Эммета врезалась в капюшон, и он был катапультирован более чем на сорок футов, где он лежал скрюченный и истекающий кровью посреди дороги. История достаточно шокирующая, но она становится еще более шокирующей, когда Манн рассказывает, что происходило в ее голове в течение 11 минут после его приземления, когда время для нее остановилось: (по крайней мере, я так думал), если бы я мог даже поднять камеру. И, конечно же, не было возможности. Я просто не такой фотограф». Манн поняла, что не может сфотографировать своего умирающего ребенка (и аллилуйя за это!), но что странно, она подумала об этом и не отпустила эту мысль.
На самом деле, как только она узнала, что с Эмметом все будет в порядке, она попыталась получить такое изображение. «Я попытался сфотографировать, как выглядел Эммет, когда его ударили, или как я чувствовал, что он выглядел», — пишет Манн. «Я не мог выбросить из памяти образ его залитого солнцем улыбающегося лица, когда он прыгнул ко мне». Она сделала размытую фотографию лица Эммета с высунутым, как у собаки, языком. Она сфотографировала окровавленные простыни из больницы. Она сделала автопортрет в окровавленной одежде. Ничего не сработало.
Фотографии представляют для Манна контрреальность, оппозицию тому, что есть и тому, что было. В октябре, когда Эммет полностью выздоровел, Манн попробовал другой подход. Она сфотографировала его стоящим обнаженным в холодной реке недалеко от их дома — в камере, с трубкой, без трубки, руки в воде, руки только что из воды. Освещение было неправильным, формы были неправильными, поза была неловкой, мальчик начинал раздражаться. Наконец, когда Эммет «объявил, что это был последний проклятый раз, когда он будет позировать в ледяной реке», она сделала кадр, который хотела: Эммет слегка обводит воду, слегка повернулся боком, глядя на нее с, может быть, даже презрительным взглядом.
Фотографии, по мнению Манна, представляют контрреальность, оппозицию тому, что есть и что было. Опасности в них представляют собой не настоящие опасности, а опасности, которые могли бы быть или могли бы быть. Между тем некоторые из реальных опасностей стерты, переписаны. Таковы и воспоминания. Когда она пытается вспомнить своего любимого отца, Роберта Мангера, она вспоминает только фотографии, которые видела. «Из-за того, что у меня много фотографий моего отца, он полностью ускользает от меня». Наоборот, ее друг и сосед, художник Сай Твомбли, которого редко фотографировали, все там: «Его протяжный голос, его морщинистое лицо, щель между передними зубами».
Манн говорит, что ее первой хорошей семейной фотографией был Поврежденный ребенок , на котором ее дочь Джесси выглядит избитой.
На самом деле, лицо Джесси было распухшим от укусов насекомых. Манн выбрал это название, чтобы вызвать жестокий резонанс со знаменитой фотографией Доротеи Ланж 1936 года, на которой изображена бедная девушка в лохмотьях в Шэктауне, штат Оклахома. Она точно определяет, что ей понравилось в изображении собственного ребенка:
Как бы странно это ни звучало, я нашел что-то утешительное в этой тревожной картине. Глядя на все еще влажный контактный отпечаток, а затем на Джесси, полностью выздоровевшую и кружащуюся по дому в своей розовой балетной пачке, я понял, что образ привил мне возможную реальность, от которой мне, возможно, больше не придется страдать. Может быть, это могло быть бегством от многообразных ужасов воспитания детей, апотропной защитой; смотрите им прямо в лицо, но издалека — на бумаге, на фотографии.
По этой причине Манн любит фотографировать «болезни и несчастные случаи любого рода». Она преувеличивает у своих детей «обычное импетиго в проказу, морщины на коже — в следы от кнута, простые синяки — в геморрагическую лихорадку».
Она намеренно заставляет вещи выглядеть хуже, чем они есть на самом деле. И «когда страшная ситуация оказалась безобидной, — пишет она, — я воспроизвела ее на камеру с наихудшим возможным исходом».
Однажды, когда Джесси пропала возле ручья, Манн начал лихорадочные поиски. Вскоре ее дочь нашли, но Манн не мог избавиться от страха. «На следующий день я установил камеру [и] уговорил семилетнего Эммета надеть платье». Затем она заставила его притвориться мертвым среди листьев. Именно такая готическая чувствительность, это бесстрашное желание заглянуть в ужас, чтобы предотвратить его, порождает фотографии, на которых липкий сок эскимо, стекающий по обнаженному телу, может выглядеть как кровь, на которых кольцо мочи окружает маленькую девочку на матрас может выглядеть остатками нарушения, а сон в котором может выглядеть смертью.
Манн удивляется, когда люди не видят различия между фотографиями — «цифрами на серебристой бумаге, вырезанными из времени» — и реальностью. В этом Манн кажется неожиданно викторианцем. В ее фотографиях обычно не ставится цель запечатлеть реальность; ее дети играют роли, как маленькие девочки играли нищих, мечтателей и сказочных персонажей для камеры Льюиса Кэрролла. Действительно, некоторые фотографии Манн, изображающие ее детей, перекликаются с фотографиями Кэрролла, изображающими его детей. Подумайте об Элис Лидделл (модель для Алиса в стране чудес ), одетая в лохмотья нищего и протягивающая руку, сложенная чашечкой, одна бровь приподнята, платье спадает с плеч. Выражение ее лица одновременно привлекательное и знающее. Она явно была в игре, и игра, судя по всему, была грандиозной. Другая героиня Кэрролла, Димфна Эллис, однажды описала восторг от фотоспектакля Кэрролла: «Я помню беспорядок и тайну… Мы плакали, когда он ушел… Мы были с ним абсолютно бесстрашны. Мы чувствовали, что он был одним из нас и на нашей стороне против всех взрослых».
Дети Манна вовсе не беспомощные подданные, они кажутся добровольными сообщниками, а иногда и преднамеренными дерзкими сообщниками. Они знают, какие фотографии любит делать их мать, и часто указывали ей на возможности для фотографирования. Они знают разницу между картинками и реальностью. У них также была привилегия редактировать фотографии, которые им не нравятся. Например, до публикации « Ближайшие родственники » Эммет избавился от своей обнаженной фотографии с носками на руках не потому, что он был обнаженным, а потому, что он думал, что выглядит как придурок.
Но разве это всего лишь игра? Последствий нет? Нет ли реальности, связанной с картинками? Даже Владимир Набоков, создатель «Гумберта Гумберта и Лолиты», считал, что детские фотографии Льюиса Кэрролла действительно были шарадой, но «пыльной и ужасной шарадой», в которой маленькие девочки вербовались, чтобы играть «грустных костлявых нимфеток, заляпанных грязью». и полураздетый». Не есть ли немного этого «жалкого извращения», как выразился Набоков, в фотографиях Манн ее детей, несмотря на заявленную ею цель предотвратить реальную опасность, вовлекая ее в картины?
Удивительно в случае Салли Манн то, что, какой бы бдительной она ни была — тщательно компонуя фотографии, чтобы отогнать сглаз, — она каким-то образом упустила часть угрозы, которую могли таить в себе ее фотографии.
Беда, как я предполагаю, таилась не столько в образах, навевавших опасения, болезни и смерть, сколько в более беззаботных фотографиях семейной жизни, в тех, которые упивались пышностью ее детских тел — «их запахом, рыхлым гладкость кожи». Именно сцены с ее грязными детьми, иногда обнаженными, иногда невинными вампирами, несли с собой опасность, которую ее камера никогда не представляла, опасность, которой не было до того, как она сделала свои снимки.
После публикации Ближайшие родственники Манны обзавелись сталкером. Манн невольно вызвал настоящего Гумберта Гумберта, явно преданного своей семье. Он хотел узнать больше обо всех них. Он пытался получить информацию от соседей и друзей. Он хотел быть частью семьи. Его желание было желанием, которое повсюду движет преследователями детей: иметь такой доступ, какой есть только у родителя. (Это также то, что делает роль Кэрролла in loco parentis с Алисой и ее сестрами одновременно уютной и жуткой.) В течение шести лет, пишет Манн, «я не мог спать из-за страха перед похищениями Линдберга, похожими на младенцев, и следил за тем, чтобы окна были заперты, что дом всегда был занят, дети в сопровождении взрослых».
Как бы странно это ни звучало, преследователь семьи Манн почти служит извращенным подтверждением самой готической идеи Манн: ее веры в апотропную силу фотографий. Если вы представляете что-то на фотографии, это не материализуется. Если нет, то небо вам в помощь! Возможно, самая большая ошибка Салли Манн заключалась не в том, что она изображала своих детей тревожными, как она это делала, а в том, что она ослабила бдительность, убаюкиваясь, вызывая теплые интимные моменты семейной жизни — короче говоря, в том, что она не предвидела худшего.
Реакция Манн на преследователя ее семьи придает этой истории тревожный код. Хотя у нее не было привычки носить фотографию мужа в бумажнике, как только появился сталкер, она «начала носить с собой фотографию этого мужчины и высматривала его с пылом, близким к пылу любовника», — пишет Манн. Один из способов понять эту навязчивую рутину, которая, кажется, граничит с сумасшествием, заключается в следующем: на самом деле она не пыталась превратить своего преследователя в члена семьи.
