Ара гюлер: Ара Гюлер — легендарный турецкий фотограф, который любил снимать Стамбул и его жителей ‒ Modern Color
Ара Гюлер — легендарный турецкий фотограф, который любил снимать Стамбул и его жителей ‒ Modern Color
Представляем вашему вниманию адаптивный перевод колонки, написанной от первого лица знаменитым турецким писателем Орханом Памуком, и опубликованной в газете The New York Times. В статье Орхан вспоминает своего друга Ара Гюлера, которого называют “Турецким Картье-Брессоном” и “Глазом Стамбула”.
Сумерки в стамбульском районе Зейрек, 1960.
Ара Гюлер был великим фотографом современного Стамбула. Он родился в 1928 году в армянской семье в Стамбуле. Ара начала фотографировать родной город в 1950 году. На этих снимках он запечатлевал жизнь людей вместе с монументальной османской архитектурой города, его величественными мечетями и великолепными фонтанами. Я родился два года спустя, в 1952 году, и жил в тех же кварталах, в которых жил и он. Стамбул Ара Гюлера – мой Стамбул.
Впервые я услышал о нем в 1960-х годах, когда увидел его фотографии в Хаяте (Hayat), популярном еженедельном журнале новостей и сплетен, в котором особое внимание уделялось фотографии.
Один из моих дядей был редактором в этом журнале. Ара опубликовал тогда портреты писателей и художников, таких как Пикассо и Дали, а также знаменитых литературных и культурных деятелей старшего поколения Турции, таких как писатель Ахмед Хамди Танпынар. Когда Ара впервые сфотографировал меня после успеха моего романа “Черная книга”, я с радостью понял, что состоялся как писатель.
Ара преданно снимал Стамбул более полувека, вплоть до 2000-х годов. Я жадно изучал его фотографии. Я хотел увидеть в них развитие и преобразование самого города. Моя дружба с ним началась в 2003 году, когда я изучал его архив из 900 000 фотографий. Я искал фотографии для моей книги “Стамбул. Город воспоминаний”. Он превратил большой трехэтажный дом, который он унаследовал от своего отца, фармацевта из Галатасарая, жившего в районе Бейоглу, в мастерскую, офис и архив.
Фотографии, которые я хотел использовать в своей книги, были не теми известными работами Ара Гюлера, о которых все знали.
На них был образ меланхоличного Стамбула, который я описывал в той книге, мрачная атмосфера моего детства. У него было гораздо больше таких фотографий, чем я ожидал. Он терпеть не мог изображения стерильного, чистого, туристического Стамбула. Узнав о моей задумке, Ара без каких-либо проблем предоставил мне доступ к своим архивам.
Именно благодаря его городским репортажным фотографиям, которые появились в газетах в начале 1950-х годов, его портретам бедных, безработных и приезжих из деревни людей, я впервые увидел “неизвестный” Стамбул.
Рыбаки, сидящие в кофейнях и плетущие свои сети. Безработные мужчины, напивающиеся в тавернах. Дети, играющие с автомобильными шинами в тени рушащихся древних стен города. Строительные бригады, железнодорожники, лодочники, тянущие свои весла, чтобы переправить горожан с одного берега Золотого Рога на другой. Продавцы фруктов, толкающие свои тележки.
Люди, бродящие на рассвете в ожидании открытия Галатского моста. Утренние водители микроавтобусов… Внимательность Ара Гюлера к жителям Стамбула – это свидетельство того, как он выражал свою привязанность к городу через людей, которые в нем живут.
Фотографии Ары как будто говорят нам: “Да, нет конца красивым городским пейзажам Стамбула, но главное – люди!” Важнейшей и определяющей характеристикой работ Ара Гюлера является эмоциональная взаимосвязь, которую он проводит между городскими пейзажами и отдельными людьми. Его фотографии также позволили мне понять насколько хрупкими и бедными оказались жители Стамбула, когда они были представлены на снимках на фоне монументальной османской архитектуры города, рядом с его величественными мечетями и великолепными фонтанами.
Ожидание покупателей на базаре, 1959.Цыганский торговец метлами в Айвансарайском районе, 1969.“Тебе нравятся мои фотографии только потому, что они напоминают тебе о Стамбуле твоего детства”, – иногда говорил он мне немного раздраженно.
“Нет!”, – протестовал я. “Мне нравятся твои фотографии, потому что они красивые.”
Кофейня в районе Бейоглу, 1958.Но есть ли отличия между красотой и памятью? Разве вещи не красивы от того, что они немного знакомы тебе и похожи на твои воспоминания? Мне нравилось обсуждать такие вопросы с ним.
В квартале Топхане, 1986.Работая с его архивом фотографий Стамбула, я часто задавался вопросом, что именно мне так сильно нравилось в них? Понравятся ли те же самые снимки другим? Есть что-то ошеломляющее в том, когда я смотрю на забытые и все еще живые детали города, в котором я провел свою жизнь, – машины, уличные торговцы, дорожные полицейские, рабочие, женщины в платках, пересекающие мосты, окутанные туманом, или старые автобусные остановки, тени деревьев и граффити на стенах.
Мечеть Султана Сулеймана. Вид с Галатского моста, 1955.Для тех, кто, как и я, провел 65 лет в одном и том же городе – иногда не покидая его в течение многих лет – городские пейзажи в конечном итоге превращаются в своего рода показатель нашей эмоциональной жизни.
Улица может напоминать нам о боли увольнения с работы. Вид конкретного моста может вернуть чувство одиночества нашей молодости. Городская площадь может вспомнить блаженство любви. Темный переулок может быть напоминанием о наших политических страхах. Старая кофейня может вызвать воспоминания о наших друзьях, которых посадили в тюрьму. А платан может напомнить о том, как мы были бедны.
В первые дни нашей дружбы мы никогда не говорили с ним о его армянском происхождении и о трагической истории уничтожения османских армян. Эта тема остается запретной в Турции. Я чувствовал, что будет трудно говорить с ним на эту душераздирающую тему, которая может создать напряжение в наших отношениях. Он знал, что если начать говорить об этом, то ему будет сложнее жить в Турции.
Очарование турецких бань, 1965.За эти годы Ара стал немного доверять мне и иногда поднимал политические темы, о которых не говорил с другими. Однажды он рассказал мне, что в 1942 году, чтобы избежать непомерного “налога на богатство”, правительство Турции специально обложило им граждан немусульманской веры.
Его отец, который был фармацевтом, чтобы избежать ссылки в трудовой лагерь из-за неуплаты этого налога, был вынужден покинуть свой дом в Галатасарае и скрываться месяцами в другом доме, ни разу не выходя на улицу.
Он также говорил со мной о событиях ночи 6 сентября 1955 года, когда политическая напряженность между Турцией и Грецией достигла пика. В эту ночь банды, специально организованные турецким правительством, бродили по городу и грабили магазины, принадлежащие грекам, армянам и евреям, а также оскверняли церкви и синагоги. Погромщики превратили центральный проспект Истикляль, где неподалеку жил Ара, в зону боевых действий (позже события этой ночи стали именоваться “Стамбульским погромом” – прим. пер.).
Носильщики на рынке Бейоглу, 1954. Фармацевт в Тепебасинском районе, 1958.Армянские и греческие семьи управляли большинством магазинов на проспекте Истикляль. В 50-е года я ходил в эти магазины вместе со своей мамой. Они говорили по-турецки с акцентом. Когда мы с мамой шли обратно домой, я часто подражал их турецкому акценту.
После этнической чистки 1955 года, целью которой было запугивание и изгнание немусульманских меньшинств города, большинство из них покинули проспект Истикляль и свои дома в Стамбуле. К середине 60-х годов почти никого не осталось.
Нам с Арой было комфортно говорить о том, как он фотографировал эти и другие подобные события. Тем не менее, мы до сих пор не касались уничтожения османских армян, его дедов и бабушек.
В 2005 году я дал интервью, в котором жаловался, что в Турции нет свободы мысли, и мы до сих пор не можем говорить о тех ужасных вещах, которые были совершены в отношении османских армян 90 лет назад. Националистическая пресса раздула мои слова. Меня доставили в суд в Стамбуле за оскорбление турецкой нации. Это обвинение может привести к тюремному заключению сроком на три года.
Рабочие порта ждут разгрузки судов вдоль Золотого Рога, 1954.Два года спустя мой друг, журналист армянского происхождения, Грант Динк был застрелен в Стамбуле, посреди улицы, за использование слова “геноцид армян”.
Некоторые газеты стали намекать, что я могу быть следующим. Из-за угроз убийства, которые я получал, обвинений, выдвинутых против меня, и порочной кампании в националистической прессе, я стал больше времени проводить за границей, а именно в Нью-Йорке. Я возвращался ненадолго в свой офис в Стамбуле, только никому не говорил, что я приехал.
Во время одного из таких коротких визитов домой из Нью-Йорка, в те самые мрачные дни после убийства Гранта Динка, я вошел в свой офис и сразу же зазвонил телефон. В то время я никогда не поднимал трубку офисного телефона. Между звонками были паузы, но все равно телефон звонил снова и снова. Это было непросто, но я в итоге ответил на звонок. Я сразу узнал голос. Это был Ара. “О, ты вернулся! Я сейчас приеду”, – сказал он и повесил трубку, не дожидаясь моего ответа.
15 минут спустя Ара вошел в мой кабинет. Он еле дышал и ругал всех на свете в свойственной ему манере. Затем он заключил меня в свои большие объятия и заплакал.
Те, кто был знаком с Арой, знали, как он любил ругательства и сильные мужские выражения, и они поймут мое изумление, когда я увидел, что он плачет. Он продолжал ругаться и говорить мне: “Они не посмеют тебя тронуть, эти люди!”
Он не мог остановить слезы. Чем больше он плакал, тем больше меня охватывало странное чувство вины и я не мог сказать ни слова. Наконец-то, Ара успокоился. Он выпил стакан воды, будто это было его главной причиной прихода в мой офис, и ушел.
Через некоторое время мы снова встретились. Я снова стал потихоньку работать с его архивами, как будто ничего не произошло. У меня больше не возникало желания расспрашивать его о дедушках и бабушках. Великий фотограф уже рассказал мне все сквозь слезы.
Баржа в Золотом Роге, 1955.Ара верил в демократию, где люди могли бы свободно говорить о своих убитых предках или, по крайней мере, свободно оплакивать их. Турция так и не стала демократичной страной. Успех последних 15 лет, периода экономического роста, основанного на кредитах, был использован не для расширения возможностей демократии, а для еще большего ограничения свободы мысли.
И после всего этого роста и этого строительства, старый Стамбул Ара Гюлера стал, если использовать название одной из его книг – “Затерянным Стамбулом”.
Персональный сайт турецкого мастера: www.araguler.com.tr.
Подписывайтесь на наш Telegram и сообщество ВКонтакте. Также не забудьте послушать выпуски подкаста! 🙂
- Энди Уорхол и его уникальный подход к фотографии
- Уильям Эгглстон: крестный отец цветной фотографии
- Спецвыпуск. Почему мы не можем жить без искусства? (Джордан Питерсон)
«Я всегда влюблен» — Российское фото
Ара Гюлер:
«Я всегда влюблен»
10 февраля 2016
Фото:Ара Гюлер
Ара Гюлер (Ara Guler), один из наиболее талантливых фотографов современности, начал свою карьеру фотожурналиста в 1950-х годах. В начале 1960-х он встретил Анри Картье-Брессона и Марка Рибо, которые предложили ему присоединиться к знаменитому фотоагентству «Магнум».
В 1961 году английский «Фотографический ежегодник» писал о нем как об «одном из семи лучших фотографов в мире». В следующем году он получил звание «Meister Der Leica» — самый престижный фототитул Германии. В 2000 году в Турции Ара Гюлер был назван «Фотографом века».
«Вокруг меня вертится мир. И когда в этом мире что-то происходит, что меня сильно задевает или трогает, я нажимаю на кнопку затвора. Для меня наиважнейшим является „событие“, „момент“. Это „событие“ не должно быть пропущено. Как фотограф, снимающий людей, я хочу запечатлеть их радость, горе, их отношение к жизни, их страхи, все, что присуще человеку. Для меня важно то, что человеческие драмы будут жить еще столетия в будущем. В конце концов, фотография — это способ сохранения информации, и она должна сохранить что-то, какую-то драму, если она важна. И такая фотография может волновать».
Ара Гюлер с детства играл в театре. Возможно, поэтому его и завораживало то, что когда фотошторки-кулисы открывались, происходило чудо — рождался кадр, рождался застывший спектакль, рождался новый, невиданный прежде Стамбул.
«Если человек сделал за свою жизнь сто фотографий — это действительно великий фотограф. Для фотографа оставить после себя сто фотографий — выдающееся достижение. То же самое касается писателя. Что осталось из произведений Гюго? Сервантес наверняка написал больше, чем один роман, но остался только „Дон Кихот“. Если меня будут помнить по двадцати-тридцати фотографиям, я буду считать это отличным достижением», — рассуждает Ара Гюлер. А мы помним больше тридцати его фотографий.
Но самое интересное в его жизни случилось потом: сам Анри-Картье Брессон пригласил турецкого мастера в известнейшее агентство «Магнум», для которого Ара Гюлер сделал снимки Сальвадора Дали, Пикассо и Уинстона Черчилля.
Если он фотографирует окружающий мир, то прежде всего замечает проходящих людей, потому что именно они вдыхают в снимок жизнь. Собор может простоять века, а люди уходят, и как документалисту Гюлеру было важно оставить в памяти их лица. И, конечно же, главный лик, который мы видим, — это переменчивый Стамбул. Это лицо — то женщина, играющая с детьми в мяч на тесной улице, то мужчина, сидящий в лодке. Так Моне и Дега изучали Париж — его воду, людей, свет и настроение.
«Я могу сделать четыре фотографии, а потом играться с ними, делать коллаж. Но тогда результат не будет иметь к реальности никакого отношения. А главное в фотографии — правдивое отражение реальности».
Ара Гюлер очень много работает. В одном интервью его спросили, сколько негативов хранится в его личном архиве. «Я полагаю, около 800 тысяч», — ответил мастер, — «Но все сосчитать невозможно».
Предоставляем слово самому мастеру. Каждая его цитата — воплощение мудрости творца.
«У хорошей фотографии всегда найдется что сказать. Когда фотография передает какую-то эмоцию или мысль — это настоящая фотография».
«Фотография не является искусством. Это больше, чем искусство. Фотографы — это летописцы, фиксирующие визуальную историю современности. Посмотрите на фотографии XIX века. Они дают нам правдивое впечатление о том времени. Историки вкладывают в свои книги эмоции и фантазии, но фотографии рассказывают правду. Поэтому фотография больше чем искусство. Фотографии — это живая история. Искусство не рассказывает правды, оно имеет дело с выдумкой».
«Фотограф не может быть „художником“. Его дело — гонятся за правдой».
«Присутствие фотографа должно быть незаметно. В противном случае композиция превращается в маскарад. Я всегда стараюсь быть очень сдержанным. Фотограф должен быть неслышным свидетелем». 
«Портрет — это больше, чем просто изображение лица. Это сущность жизни. Просто фотография лица может быть, конечно, названа портретом, но такое описание было бы неполным. Портрет означает возможность передать место человека в жизни. В этом смысле — это рассказ о его жизни».
«Я всегда влюблен. Я могу влюбиться в дерево, в цвет, в улицу, луч света. В мире есть важная вещь — любовь. Человек не знает, когда должен влюбиться, когда любить… Жизнь — это случайность. Быть влюбленным — самая лучшая вещь в мире».
Фотографии Ары Гюлера на сайте Magnum Photo
При подготовке статьи использованы материалы http://www.photoisland.net/, http://armenpress.am/
Ара Гюлер: «Как победить СССР и какова формула гудрона»
Подпишитесь на нашу рассылку ”Контекст”: она поможет вам разобраться в событиях.
Ара Гюлер сотрудничал с агентством Magnum Photos, журналами Time и Life. Его работы выставлялись во многих музеях мира
Ара Гюлер — легендарный фотограф, один из самых известных фотографов второй половины ХХ века. Его называют «фотографом Стамбула».
Лауреат Нобелевской премии Орхан Памук иллюстрировал свой роман «Стамбул» фотографиями Гюлера.
В нынешнем году исполнилось 60 лет его первому фоторепортажу, посвященному армянским рыбакам стамбульского района Кумкапы.
Взять интервью у Гюлера мне хотелось давно. Но на протяжении почти восьми лет оказывалось, что именно в те дни, когда я приезжал в Стамбул, Гюлер либо отдыхал на даче, либо болел и не мог меня принять.
И вот, наконец, в теплый октябрьский день мы встретились в принадлежащем ему «Ара кафе», расположенном в оживленном районе Стамбула, буквально в двух шагах от проспекта Истиклял.
Кафе очень популярно: столики стоят не только в небольшом зале, но и в переулке, стены домов которого увешаны огромными фотографиями Гюлера.
Гюлеру 84 года. Он ходит, опираясь на толстую трость, и с удовольствием общается с посетителями своего кафе. Мы говорили с ним по-армянски, а когда он отвлекался от нашей беседы, чтобы приветствовать друзей, можно было слышать турецкую, английскую, французскую и греческую речь.
Это создавало вокруг него атмосферу космополитичной современной столицы.
«Меня называют фотографом Стамбула, — говорит Гюлер, — но я гражданин мира. Я фотограф всего мира».
1600 ватт, или как выиграть войну у СССР
Подпись к фото,Портрет Арама Хачатуряна Гюлер снимал в его квартире в Москве
Пропустить Подкаст и продолжить чтение.
Подкаст
Что это было?
Мы быстро, просто и понятно объясняем, что случилось, почему это важно и что будет дальше.
эпизоды
Конец истории Подкаст
В 60-70-х годах Гюлер создал портреты многих знаменитостей.
Среди них — Уинстон Черчилль, Индира Ганди, Мария Каллас, Альфред Хичкок, Марк Шагал, Сальвадор Дали и Пабло Пикассо.
Арама Хачатуряна он фотографировал в Москве.
«Оказалось, мы с ним даже не могли общаться. Арам Хачатурян не говорил ни по армянски, ни по-французски, ни по-английски. Известный армянский композитор, понимаете, живет в Москве и его называют Ильич. Арам Ильич», — говорит Гюлер.
Армянский язык Гюлера — это западноармянский, на котором говорят в Стамбуле и армяне-выходцы из Турции. Он очень отличается от восточноармянского, на котором говорят в Армении. Так сильно, что некоторые лингвисты считают их разными языками.
«Нельзя снимать портрет и не разговаривать, — продолжает Гюлер. — А мы общаться не можем, потому что у нас фактически нет общего языка.
Попросил я его сесть возле фортепиано. Но Арам Хачатурян принимал такие позы, как будто на дворе 1905 год! И это касается не только его. Кого бы я ни фотографировал в Советском Союзе, все садились в позы 1905 года».
Гюлер понимал, что композитору нужно расслабиться, перестать обращать внимание на камеру, чтобы портрет получился естественным. Обычно для достижения этой расслабленности художники завязывают с моделью разговор.
Но поскольку Гюлер и Хачатурян не могли беседовать, то фотограф решил взять паузу, поменяв освещение. Лампы у Гюлера были с собой.
«Взял я две лампы, — рассказывает он, — одну 800-ваттовую для фронтального света и вторую, тоже 800-ваттовую, для контрового. Поставил я эти лампы, ткнул вилкой в розетку… И свет погас».
Для него это стало неожиданностью.
«Во всем здании свет погас! Смотрим из окна — во всем районе света нет!»
«Я теперь знаю, как можно было выиграть войну у Советского Союза, — сохраняя серьезное выражение лица, сказал Гюлер. — Не нужна никакая атомная бомба. Включаешь в сеть 1600 ватт — и все, конец Советам!»
Гюлер и Хачатурян остались в темноте.
«Разговаривать друг с другом не можем, фотографировать его я не могу — света нет.
Посидели мы так, подождали…»
Чтобы скоротать время, Хачатурян предложил поесть.
«Пошли мы на кухню, а света нет, и Арам Хачатурян даже подогреть ничего не может. Выставил он на стол хлеб с сыром, и мы, глядя друг на друга, без единого слова, съели по бутерброду».
«Вот так я делал фоторепортаж об Араме Хачатуряне, — заключает Гюлер. — Наверно, это был самый неудачный репортаж в моей жизни».
Сальвадор Дали. Формула гудрона
«Дали жил в Париже, в отеле Meurice на улице Риволи — в самом центре города, недалеко от Лувра. Это большой и дорогой отель, в котором Дали снимал большой номер люкс. Это был номер 101», — рассказывает фотограф.
По заданию журнала Life Гюлер отправился в Париж, чтобы попытаться сфотографировать Сальвадора Дали — знаменитого сюрреалиста, одного из самых известных людей искусства ХХ века.
Гюлер нашел возможность познакомиться с художником, договорился о встрече и отправился в отель.
«Мы постучались, вошли, — говорит Гюлер. — Стоит перед дверью Дали и смотрит на меня. Вот так смотрит: сердито, выпучив глаза. И вдруг он резко подбежал ко мне, придвинулся — очень близко. Мы стояли, буквально, нос к носу. Представляете, я и Сальвадор Дали — стоим, нос к носу».
«Почему ты хочешь меня фотографировать? Зачем этот репортаж?» — спросил Дали.
«Вы очень известный человек, — ответил Гюлер, — поэтому».
При этом они стоят так близко друг к другу, что их носы почти соприкасаются.
«Я готов позировать 10 минут, и это стоит 25 тысяч долларов», — говорит Дали.
Подпись к фото,Сальвадор Дали создавал вокруг себя атмосферу сюрреализма
Но за такое время нельзя снять фоторепортаж. Нужен минимум час.
«У меня нет столько денег, — сказал Гюлер, — пойду за деньгами…»
Но это было лишь знакомство. Гюлеру удалось договориться со знаменитым художником о фотосессии.
Но как только он устанавливал аппаратуру в темном гостиничном номере, Дали вдруг начинал двигаться, сводя на нет все усилия фотографа.
«Он начинал фехтовать с камерой. Дали фехтовал, потому что хотел создать вокруг себя атмосферу сюрреализма. Причем не в фотографии, а в жизни. Он искал сюрреализм в каждой жизненной ситуации».
После первой встречи прошел месяц. И Гюлер взбунтовался: «Либо мы наконец снимаем этот репортаж, либо я уезжаю».
Дали согласился.
«Я пришел утром, смотрю, а в номере сидят три французских журналиста», — вспоминает Гюлер.
Для него это было неожиданностью.
«Что они тут делают? — сказал он художнику. — Я так не буду работать. Либо они, либо я».
Дали ответил: «Сейчас я их отправлю».
«Я разозлился, — говорит фотограф, — отправился в угол и сел, нахмурившись».
И тут Дали устроил спектакль, достойный «короля сюрреалистов».
По словам Гюлера, Дали встал перед журналистами, посмотрел на них и спросил: «А вы знаете химическую формулу гудрона?»
Журналисты молчали.
«Ты!» — сказал Дали одному из них. Тот пожал плечами.
«А ты знаешь?» — спросил он у второго. «А ты?» — обратился Дали к третьему. И тоже ответа не получил.
«Формула гудрона — Аш, один-два, Це, потом еще что-то там и еще что-то. Поняли?»
Журналисты кивнули.
«Я возьму свою трость, ткну в гудрон, и пожалуйста — он будет стоить 25 тысяч долларов. А если ты ткнешь, — обратился он к одному из журналистов, — все скажут, что ты дурак. Понятно?»
Те кивнули.
«Ну, раз так, то идите и пишите, что поняли».
После этого Гюлер смог наконец сделать несколько фотопортретов Сальвадора Дали.
Стамбул
Подпись к фото,Ара Гюлер принимает гостей в своем «Ара кафе» в центре Стамбула
Родившийся в армянской семье, Гюлер начал свой творческий путь в армянских газетах Стамбула.
И одним из наиболее значимых его ранних репортажей стал рассказ об армянских рыбаках из стамбульского района Кумкапы.
Он был опубликован в середине 50-х годов в стамбульской газете «Жаманак».
«Я дружил с редактором — дедушкой нынешнего редактора Ара Кочуняна, — говорит Гюлер. А репортаж об армянских рыбаках был одной из моих самых важных и серьезных работ. Впоследствии вышла книга из этих фотографий».
«А Стамбул… Если бы я не фотографировал город в 50-60-е годы, все бы забыли сейчас, каким был старый Стамбул».
«Самое большое достижение Ара Гюлера в том, что он смог сохранить для миллионов людей город со всем его богатством и поэзией», — пишет в предисловии к книге фотографий Гюлера лауреат Нобелевской премии по литературе Орхан Памук, иллюстрировавший свой знаменитый роман “Стамбул” фотографиями Ара Гюлера.
«Каждый раз, когда я смотрю на стамбульские фотографии Гюлера, мне хочется бежать к рабочему столу, чтобы писать о городе», — добавляет писатель.
Гюлер же считает, что строительство, развернувшееся в Стамбуле в последние 50 лет, безвозвратно изменило облик города.
«Ничего от города не осталось, — сердито говорит он. — Одно название. Изменилась эстетика города. Человечество двигается вперед, но у людей пропадает вкус к красоте».
Ара Гюлер, 1928-2018 • Magnum Photos
Рыбаки Ара Гюлер Кумкапи возвращаются в порт с первыми лучами рассвета. Турция. 1950. © Ара Гюлер | Magnum Photos
Ара Гюлер, уроженец Стамбула, начал свою карьеру фотографа в городской газете Yeni Istanbul в 1950 году. всемирное признание. Познакомившись с Анри Картье-Брессоном в начале 60-х, Гюлер присоединился к Magnum Photos и оставался близким со многими в агентстве до своей смерти в возрасте 9 лет.0, среда, 17 октября.
За свою карьеру Гюлер сфотографировал множество известных художников и политических деятелей. Тем не менее, для многих именно его знаковые, а порой и меланхоличные черно-белые фотографии его родного города, его жителей, улиц и доков являются его величайшей работой.
Здесь, чтобы отметить смерть Гюлера, мы воспроизводим – в переводе – дань уважения Гюлеру, произнесенную Бруно Барби из Magnum на Нюрнбергском турецко-немецком кинофестивале 2017 года, а затем мысли турецкого фотографа Magnum Эмина Озмена.
«Города сделаны из людей и их памятников. Между величием и нищетой, силой и меланхолией сосуществуют эти две сущности. Наша задача показать как. Если честно, мы охотники за душами. Но охотники деликатные, использующие немного колдовства. Мы не хотим делать снимки для себя, а делиться со всеми глазами, хранить для всех.
Впервые я встретил Ара Гюлера двадцать пять лет назад вместе с его женой Суммой в Индонезии для создания коллективного книжного проекта для Éditions du Pacifique . Ара не только подробно фотографировал Турцию, но и путешествовал по миру. Работает в Китае, на Ближнем Востоке, в Казахстане, Кении, Индии, Иране, Новой Гвинее и Борнео.
Помимо официальных наград и знаков отличия, Ара уже давно носит неофициальный титул: Глаз Стамбула. Несомненно, Ара — фотограф, запечатлевший с 1950-х годов по сегодняшний день часть души этого города.
Как говорит Орхан Памук, именно на фотографиях Ара улицы Стамбула 1950-х и 1960-х годов были лучше всего запечатлены, задокументированы и сохранены.
Ара любит подчеркивать документальные и журналистские аспекты своей работы, невероятно обширные и богатые, а не художественную сторону того, что он называет своими «архивами».
Всякий раз, когда я приезжаю в Стамбул, я имею удовольствие посетить Ара в его районе Галатасарай. Иногда я нахожу его в его собственном Ara Kafé. Вокруг него на стенах висят самые красивые фотографии Стамбула, и часто за соседними столиками много молодых студентов из близлежащего престижного Галатасарайского университета выжидают подходящий момент, чтобы подойти и попросить у него автограф.
В нашем маленьком братстве Ара с его теплотой и щедростью является послом Стамбула. В 1958 году он был первым корреспондентом на Ближнем Востоке для TIME , он также работал для Paris Match и Der Stern . В 1961 году он познакомился с Анри-Картье Брессоном, а затем со многими из нас из Magnum. Ему даже удалось убедить приятный отель в центре города любезно принять всех его коллег, что было характерно для его готовности предложить помощь другим.
Во время одного из моих приездов в Стамбул мы оба гуляли по городу и случайно оказались перед дверями музея археологии, которые, к сожалению, были закрыты. Охраннику, выставленному у двери, Ара очень властно потребовал: «Немедленно ли вы откроете этот музей!» Его просьба была немедленно исполнена, как приказ!
И, наконец, он также смог запечатлеть дух своего времени, с портретами известных женщин и мужчин, таких как Черчилль, Пикассо, Ланглуа, Дали, Назим Хикмет, Ман Рэй…»
Бруно Барби
Сумерки Ара Гюлер в районе Зейрек, Стамбул. © Ара Гюлер | Magnum Photos
«Несомненно, Ара — фотограф, запечатлевший с 1950-х годов по сегодняшний день частичку души этого города»
— Бруно Барби
“ Поколения турецких фотографов выросли, глядя на его ностальгический и мечтательный Фотографии Стамбула. Его страсть и преданность делу были безграничны и вдохновляли всех нас. Город постепенно утратил свое очарование, но его фотографии всегда будут напоминать нам о старых добрых временах.
Он посвятил свою жизнь и свою энергию фотографированию самой жизни, и по этой причине он является примером для многих фотографов. У него был такой сильный характер, он был полон энергии и весел. Даже если его здоровье в последние месяцы ухудшилось, он всегда был рад приветствовать других и поделиться хорошими воспоминаниями с друзьями в своем знаменитом кафе «Ара», недалеко от не менее известного проспекта Истикляль. Мы будем скучать по нему. ”
Эмин Озмен
Пристань Ара Гюлера Салачака и силуэт Стамбула. Турция. 1968. © Ара Гюлер | Magnum Photos
Узнать большеОставайтесь на связи
Введите ваш адрес электронной почты:
Спасибо. Ваши настройки сохранены.
Спасибо. Ваши настройки сохранены.
Полевые заметки Magnum
Каждый четверг будьте в курсе событий фотографов Magnum, новых работ, историй, опубликованных на веб-сайте Magnum, и последних предложений нашего магазина.
Магазин Магнум
Узнайте первыми о недавних выпадениях из Магазина Магнум. От новых книг и ограниченных изданий до специальных предложений — все это можно найти в еженедельном информационном бюллетене Magnum Shop.
Magnum Learn
Раз в две недели получайте советы и статьи с рекомендациями, узнавайте о последних семинарах, бесплатных онлайн-мероприятиях и курсах по запросу.
Fine Print Gallery
Ежемесячно узнавайте об онлайн- и офлайн-выставках, фотоярмарках, мероприятиях галереи, а также о новостях и мероприятиях, напечатанных мелким шрифтом.
Распродажа с квадратным принтом
Узнайте, когда начнется наша ежеквартальная 7-дневная распродажа с квадратным принтом.
Magnum Creative
Ежемесячные новости о последних заданиях, проектах фотографов и сотрудничестве с брендами.
Что Ара Гюлер, «Око Стамбула», видел на своей родине
Photo Booth
By Eren Orbey
Вулканический конус Гора Арарат (также известная как Агри-Даги), самая высокая гора в Турции высотой 5137 метров, 1988 год. Фотографии Ара Гюлера / Magnum3 9002 9002 он стал фотографом, Ара Гюлер был киномехаником, работая на экране в старом кинотеатре «Йылдыз» в Стамбуле. В молодости Гюлер поступил в театральную школу, вдохновленный трагиками, которые когда-то захаживали в аптеку его отца, чтобы купить косметику. Но именно кино помогло подготовить почву для работы всей его жизни. «У фотографии тоже есть мизансцена», — говорит Гюлер в документальном фильме «Око Стамбула» 2015 года о его жизни и карьере. «У фотографии есть фон».
Ара Гюлер, Стамбул, 2010 г. Фотография Стива Маккарри / Magnum
Гюлер, давший свое ласковое прозвище названию этого документального фильма, умер на прошлой неделе в возрасте девяноста лет.
Его пронзительный, величественный архив хранит представление о Турции, которое начало исчезать в самом начале его жизни. На его самых известных кадрах, черно-белых городских пейзажах 1950-х и 60-х годов, пары мчатся по глухим улочкам в окружении деревянных домов. Лошади тянут повозки по мощеным улицам, а лодки толпятся в водах Золотого Рога, шумной гавани с византийских времен. На протяжении двадцатого века произведения Гюлера интерпретировали Стамбул для западной публики, никогда не эксплуатируя его жителей. Нобелевский лауреат Орхан Памук, частый соратник Гюлера, включил снимки фотографа в свои мемуары «Стамбул: воспоминания и город», чтобы создать картину турецкого детства, которую невозможно передать словами. «Когда последние блестящие остатки имперского города — банки, постоялые дворы и правительственные здания османских западников — рушились вокруг него, он уловил поэзию руин», — писал Памук о своем друге, чья работа появилась в New York Times. Йорке в Музее современного искусства и в Париже в Национальной библиотеке Франции.
Мечеть Сулеймание, Золотой Рог, Стамбул, 1962 год.
Гюлер родился в 1928 году в семье армян-христиан, проживающих в Турции. Он начал свою карьеру в газете Yeni İstanbul , где фотографировал свой космополитичный родной город. Его самой большой гордостью был, пожалуй, мультикультурализм района его семьи на площади Таксим. («Я родом из там », — сказал он однажды. «Забудьте о национализме и всем прочем».) Как первый ближневосточный корреспондент Time-Life , он наделил турецкий народ достоинством, которое американские СМИ склонны отрицать у жителей региона. Его портреты раскрывали драму и комедию повседневности, извлекая несентиментальное легкомыслие из меланхолии, или hüzun , которую Памук приписывал современному Стамбулу. Терпеливый и точный, Гюлер любил задерживаться в городском районе Бейоглу, рядом со своей мастерской, ожидая, когда повседневная жизнь приобретет размеры шедевра. «Я брожу вокруг и вижу, что композиция формируется», — сказал он о своем процессе.
«Двое мужчин подходят друг к другу. . . . Вот когда я нажимаю. Однажды я ждала кота полтора часа — только чтобы один кот прошел мимо. Черт бы побрал этого кота».
Движение транспорта на старом мосту Галата, Стамбул, 1956 год.
Хаммам Чагалоглу, Стамбул, 1976 год.
Гюлер часто документировал упорство и нищету турецкого рабочего класса. На одном двойном портрете молодая девушка прижимает к груди свежие буханки хлеба. Мальчик рядом с ней, еще меньше, смотрит в объектив с выжидательной энергией, его рот зажат на стволе пистолета. Однако на многих изображениях самые юные герои Гюлера демонстрируют оптимизм, который был закреплен в турецкой культуре основателем страны Мустафой Кемалем Ататюрком, учредившим национальный праздник в честь детей. (Турки празднуют этот день, Ulusal Egemenlik ve Çocuk Bayramı, 23 апреля каждого года.) Дети, аплодирующие на другом портрете Гюлера восьмидесятых годов, запечатленном в стамбульском квартале Тофане, выглядят совсем не омраченными.
Большинство поднимают руки и открывают рты, их масса возвышается над передним планом, как букет.
Дети играют в Топхане, Стамбул, 1986 год.
Гюлер не считал себя художником. Он предпочитал идентифицировать себя как представителя прессы, хотя и признавал, что даже его самая серьезная работа была «немного романтичной». Во второй половине своей карьеры он продолжал привносить интимную чувственность в образы Турции, наиболее знакомые посторонним: белые юбки дервишей, купола и минареты мечетей и роскошные залы хаммама Джагалоглу. Гюлер также был одержимым портретистом некоторых из самых известных в мире художников, исполнителей и политиков, фотографировал Софи Лорен, Сальвадора Дали, Альфреда Хичкока и Пабло Пикассо, который однажды написал портрет Гюлера в книге. (Гюлер так и не смог снять Чарли Чаплина, несмотря на то, что неделю ночевал на пороге дома режиссера.)
Дети, играющие возле старой цитадели в Анкаре, 1970 год.
Мечеть Эйюпа Султана, Стамбул, 1957 год.
репертуар. В августе, на девяностолетие Гюлера, в Стамбуле, наконец, открылся музей, посвященный его наследию. Огромный архив Гюлера содержит более миллиона негативов, многие из которых никогда не печатались. В документальном фильме 2015 года мы видим, как ассистент фотографа показывает своему боссу распечатку одного из таких изображений за несколько дней до шоу. — Ты помнишь момент, когда взял его? он спросил. «Конечно, помню», — отвечает Гюлер. — Я выгляжу настолько глупо?
Пастухи возле деревни Дивриги, Центральная Анатолия.
Анатолийские равнины, 1992 год.
Стамбул, 1999 год.
Турция, 1958 год.
Подробнее:PhotographyTurkeyIstanbulObituary
The New Yorker рекомендует
Что наши сотрудники читают, смотрят и слушают каждую неделю.
ПодробнееЛичная история
Шесть взглядов на прошлое
О фотографии и памяти.
Профили
Жизнь и искусство Вольфганга Тильманса
В течение трех десятилетий фотограф исследовал хрупкость политического консенсуса, от которого зависит его личная утопия.
«Все начинается со света» — Устная история Ара Гюлера
Первое опубликованное интервью Ара Гюлера спровоцировало беспорядки. Он взял свой Graflex Speed Graphic со вспышкой в порты Кумкапи в Стамбуле под покровом самых темных утренних часов. В водах внутреннего Мраморного моря он наблюдал и документировал, как рыбаки тралили воды в поисках корюшки на поверхности или леща в более соленых глубинах.
Его фотографии рыбаков Кумкапи были сделаны для местной приходской газеты Jamanak , и хотя он сделал их в начале своей карьеры, они являются одной из его самых захватывающих работ; задумчивые мужчины в шапочках курят сигареты, разрезая мармаранскую отбивную, силуэт мечети Стамбула виднеется вдалеке. Позже эти люди штурмовали офисы Jamanak , обвиняя Гюлера в том, что он изображает их алкоголиками. Гюлер вспоминал: «Я писал, что они пили спиртное, черт возьми, и гады штурмовали газету».
Статья Гюлера о рыбаках, хотя и тревожная, задала тон всей оставшейся части его карьеры.
Гюлер продолжал отвергать представление о том, что то, что он создавал, было искусством, и снова и снова уклонялся от любого титула, который толкал его в эту сферу — он даже возражал против титула «фотограф».
«Я фотожурналист, а не фотограф; Я конечно не художник. Я снимаю то, что вижу. Я не занимаюсь искусством. Я передаю то, что естественно, то, что я вижу, людям. Это называется фотожурналистика. Фотограф сильно отличается от фотожурналиста».
Странно слышать эти слова от человека, который еще при жизни был бы объявлен «Мастером Leica» на Leica (честь, оказанная только тридцати восьми фотографам в истории). Но, возможно, предупреждение Гюлера тем, кто считает его «художником», более уместно, учитывая экзистенциальное бремя, которое он возложил на своего так называемого «фотожурналиста». Что-то вроде ubermensch , фотожурналист Гюлера «мчится навстречу смерти… [и] записывает историю своей камерой»; перед фотожурналистом «ставится задача передать будущим эпохам жизнь эпохи, ее искусство, традиции и обычаи, чем занимается человек, его радости, его печали».
Таким образом, для Гюлера задача фотожурналиста состоит не столько в созидании, сколько в сохранении, но это сохранение обеспечит жизнь мгновениям и эпохам на тысячелетия вперед.
ТУРЦИЯ. 1950. Рыбаки кумкапи возвращаются в порт с первыми лучами зари. Ара Гюлер / Magnum Photos
ТУРЦИЯ. 1958. Аптекарь и старомодная аптека в Тепебаси. Ара Гюлер / Magnum Photos
ТУРЦИЯ. 1969. Посетитель танцует в музыкальном салоне в Бейоглу. Ара Гюлер / Magnum Photos
ЭРИТРЕЯ. 1978. Ара Гюлер / Magnum Photos
АРМЕНИЯ. Старая церковь и сборщики овощей. 1975 Ара Гюлер / Magnum Photos
От турецкого
Life до Magnum Картье-БрессонаГюлер вырос, ведя шикарную жизнь, сын фармацевта. В детстве он плавал на пляже во Флории, а подростком катался верхом в своей шляпе Борсалино. Было очевидно, что интересы Гюлера лежат не в медицине или юриспруденции, как могли надеяться его родители, а скорее в чем-то более творческом.
Первой любовью Ара было кино.
Его отец подарил ему проектор Ernemann Kinox, и местный магазин Ipek Film с радостью отпустил Ара с десятью рулонами пленки бесплатно, просто чтобы освободить место для новых запасов. Гюлер вспоминал, что он «отсутствовал в школе и три года заваливался, чтобы играть в кино». Таков был его образ жизни, пока Ара чуть не погиб при пожаре в кинотеатре. Он был последним человеком, которого спасли с крыши горящего кинотеатра, и на этом его дни кинопроизводства закончились.
Если бы его не было в кино, может быть, была бы сцена. К двадцати годам Ара написал девять пьес. Его девятый, Странный Новый год , был опубликован в небольших газетах, и именно тогда журналистика привлекла внимание Гюлера.
В двадцать два года Гюлер купил Rolleicord II. Вскоре после этого он превратил аптечный склад своего отца в фотолабораторию. После работы в небольших газетах, таких как Jamanak , Гюлер стремился к более широкому охвату и большему престижу. Он обнаружил, что работает в Yeni Istanbul , новая и популярная газета, которая выделялась среди традиционных красных заголовков других газет новым синим заголовком.
Камера и очевидные фотографические способности Гюлера означали, что он освещал множество историй, от спорта до криминала и культуры. Он делал фотографии с головокружительной скоростью, проматывая пять рулонов пленки в день, по сравнению с обычным темпом его сверстников, когда один рулон за тот же промежуток времени. Он сожрал релиз после выпуска Camera и Leica Photography , что вынудило его приобрести собственную Leica. Журналисты, которыми восхищался Гюлер, работали с камерами Leica, поэтому он тоже решил работать с Leica. Он помнит каждую деталь вплоть до сериала. «Это была моя первая Leica… Leica IIIb, номер 382418, 1938 год».
То, что могло бы стать большим прорывом для Гюлера, произошло в одну счастливую ночь 1954 года. Просматривая список новых гостей в Hilton Istanbul, Гюлер наткнулся на имя Теннесси Уильямса, знаменитого американского драматурга. Случайность, раки и, возможно, обаяние со стороны Гюлера привели к тому, что Гюлер сфотографировал Уильямса в его гостиничном номере, после чего последовала ночь общения, выпивки и полуночное купание в хамам (турецкая баня с подогревом). Но газета, для которой Гюлер писал, Hurriyet , , не нуждалась в фотографиях.
Стамбул. Американский драматург и автор Теннесси УИЛЬЯМС. Ара Гюлер / Magnum Photos
Американский драматург и писатель Теннесси УИЛЬЯМС в своем кабинете. Ара Гюлер / Magnum Photos
Разочаровавшись в турецких газетах и в том, что он считал равнодушием к качественной фотографии, Гюлер направил свои таланты в издание, которое больше заботилось об изображениях, чем о копиях. Hayat был известен как турецкий эквивалент журнала Life . Качество рассказов и копирайтинга было плохим, но журнал ценил его эстетику, центральным элементом которой были высококачественные фотографии.
Находясь в Hayat , у Гюлера была возможность исследовать вещи, которые, по его мнению, были действительно ценными – он совершил поездку по Анатолии, чтобы освещать актуальные истории; будучи де-факто официальным фотографом премьер-министра Аднана Мендереса; работа с деятелями культуры, такими как Халид Эдип Адивар, известная турецкая писательница-феминистка.
Дело в том, что жизнь Гюлера стала определяться не только фотографией в целом, но и фотографиями общественных деятелей.
Вскоре статус Гюлера начал расти. После того, как Хилми Сахенк, главный оператор в Hayat , бросил Rolleiflex через всю комнату в управляющего директора, Гюлер был выбран на его место. С этой новой ролью Гюлер достиг аудитории, в три раза превышающей аудиторию Hurriyet .
Со временем Гюлеру удалось отделиться от Hayat , чтобы одновременно производить материалы для других изданий, таких как Time , которая открыла офис в Стамбуле. Работая в Time , Гюлер познакомился с тем, что он назвал «журналистикой европейского стиля», которой его научил Боб Невилл, известный американский журналист и редактор глобальных новостей Time . В частности, Невилл убедил Гюлера в том, что фотожурналист должен иметь право быть в нужном месте в нужное время, даже если из этого ничего не выйдет.
Когда Папа Пий XII заболел на более позднем этапе своей жизни, Невилл отправил своих фотожурналистов в Рим, чтобы терпеливо предвидеть грядущие события и то, что, несомненно, станет глобальной историей.
Но Пий XII оправился от этого страха, и поэтому ресурсы, вложенные в освещение этой истории, были явно потрачены впустую — даже несмотря на это, Боб Невилл получил премию в пятьдесят тысяч долларов. Гюлер понял переданное сообщение; быть готовым к истории, которая проваливается, лучше, чем не быть готовой к истории, которая происходит.
Балансируя Hayat для Турции и Time для США, Гюлер начал добавлять больше вращающихся тарелок к и без того незначительному выступлению. На Каннском кинофестивале, где Гюлера не нужно было убеждать освещать историю, он познакомился с Андреа Лаказ, редактором чрезвычайно популярного французского журнала о жизни и новостях Paris-Match , тираж которого в то время составлял 1,8 экземпляра. млн. Paris-Match хотел, чтобы Гюлер подготовил для них интервью и фотографии; когда он спросил своих американских боссов в Time они просто сказали: «Давай, наш рынок другой». Еще одна тарелка, которую Гюлеру придется вращать.
Примерно в это же время Германия попросила Гюлера добавить еще одну тарелку. Stern , один из крупнейших новостных журналов Германии, обратился к Гюлеру, чтобы узнать, не согласится ли он на их публикацию. Еще один быстрый разговор с Время .
«Мне предложили работу корреспондентом из Германии, что вы скажете?»
‘Мы США, Европа нам неинтересна, делайте, что хотите.’
Итак, я принял предложение.
ТУРЦИЯ. Восточная Анатолия. 1988. Вулканический конус Гора Арарат (также известная как Агры Даги), самая высокая гора в Турции на высоте 5137 м. Ара Гюлер / Magnum Photos
Ара Гюлер / Magnum Photos
Ара Гюлер / Magnum Photos
Ара Гюлер / Magnum Photos
Из-за плодотворной работы Гюлер часто носил с собой четыре камеры. Один с маркировкой Stern , еще Hayat , еще Paris-Match и четвертый Time . Гюлер рассказывает, что он выбирал камеру из того, что интересовало его предполагаемую аудиторию.
Камера Stern использовалась для съемки фотографий, которые заинтересовали бы немцев. Камера Time будет использоваться для съемки фотографий, которые заинтересуют американцев, и так далее.
К 1960 году Гюлер работал на Time , Paris-Match , Stern и четвертое издание, British Observer . Это был год, когда Британский журнал фотографии закрепил за Ара Гюлером место в анналах истории фотографии. Каждый год журнал публиковал Ежегодник, в котором они отбирали семь лучших фотографов мира в ходе высококонкурентного и тщательного процесса проверки. Гюлер был выбран одним из семи, среди таких имен, как Уолтер Кляйн и Филип Джонс Гриффитс.
В конце концов Гюлер стал сотрудничать с легендарным кооперативом Magnum Photos. Это был Ромео Мартинес, редактор Camera с 1953 по 1964 год, который познакомил Гюлера с Анри Картье-Брессоном, соучредителем Magnum. Мартинес, которого Картье-Брессон назвал «отцом-исповедником многих фотографов, пришедших к нему с просьбой о прощении», сумел поднять Camera на более высокие высоты, чем ее и без того престижные начинания.
Хотя сам Мартинес не был фотографом, он использовал свои знания в области журналистики и мира искусства, чтобы расширить круг читателей « Camera », в то же время совершенствуя ее способ и посыл.
Именно Мартинес устраивал показы таким фотографам, как Картье-Брессон, Роберт Капа и Билл Брандт. Был достигнут целый ряд фотографических стилей, потому что Мартинес любил среду во всей ее насыщенности. Картье-Брессон считал, что Ромео Мартинес «знает каждого из нас лучше, чем мы сами себя знаем». Итак, Мартинес познакомил одно светило с другим. После встреч в Париже, визита в Стамбул и растущего журналистского влияния Ара Гюлер стал постоянным членом кооператива «Магнум».
Для Гюлера Magnum был «престижем» и «символом, к которому нужно стремиться» — быть частью Magnum «было как визитная карточка… [или] как наличие карты American Express». Однако сам Гюлер пояснил, что он никогда не отвечал перед Магнумом, несмотря на то, что Магнум распространял большинство его наиболее важных интервью.
Верный своей форме, Гюлер настаивал на том, что его первой обязанностью было «представление, отчетность». Magnum был просто печатью престижа работы, которую Ара Гюлер создал ради истории и только ради истории.
ТУРЦИЯ. Анатолийская цивилизация. Голова АНТИОХА I, царя Коммагены, на вершине горы Немруд-Даг (64 г. до н.э.). 1983. Ара Гюлер / Magnum Photos
Стамбул. Ячар КЕМАЛЬ, écrivain turc. Место жительства сына. Ара Гюлер / Magnum Photos
ТУРЦИЯ. 1958. Ара Гюлер / Magnum Photos
Хореографические и нехореографические
Фотографии Ара Гюлера можно четко разделить на две темы; простые люди и знаменитости. Гюлер путешествовал по миру, фотографируя просто то, что было — смертельную катастрофу поезда в Чаталке, тихое утро в храме Раджастхана, группу пастухов в Монголии.
Помимо своей фотожурналистики и уличной фотографии, Гюлер стал провидцем одного из самых впечатляющих архивов портретов общественных деятелей. В объектив Гюлера попали Ансель Адамс, Мать Тереза, Уинстон Черчилль, Пабло Пикассо, Джон Апдайк, Джеймс Болдуин и Индира Ганди.
Портреты Гюлера не дают покоя. Фотографии почти всегда снимаются на черно-белую пленку — как сказал сам Гюлер: «Черное и белое у нас в генах». Субъекты чаще всего не позированы, но часто смотрят в камеру, как будто пытаясь одним лишь напряжением выразить сообщение, которое проложит путь от света в тот момент к глазам зрителя спустя десятилетия.
Лучшие портреты Гюлера получаются, когда он смотрит через объектив на лицо объекта, когда они смотрят вверх. Это дерзкие захваты вечных личностей против хранителей Гюлера, его камеры и его пленки.
Пабло Пикассо, испанский художник, в своей мастерской в Нотр-Дам-де-Ви недалеко от Канн, Франция. Ара Гюлер / Magnum Photos
Американский писатель Джон Апдайк в своем кабинете у себя дома в Ипсвиче, штат Массачусетс, США. Ара Гюлер / Magnum Photos
США. Нью-Йорк. Американский кинорежиссер Элиа КАЗАН. 1974. Ара Гюлер / Magnum Photos
ТУРЦИЯ. Стамбул. Уинстон Черчилль. 1957. Ара Гюлер / Magnum Photos
Дали в своем номере № 101 в отеле Meurice на улице Риволи в Париже.
Ара Гюлер / Magnum Photos
США. Нью-Йорк. Американский актер Дастин ХОФФМАН. 1974. Ара Гюлер / Magnum Photos
Альфред ХИЧКОК в своем кабинете на Universal Studios в Лос-Анджелесе. Ара Гюлер / Magnum Photos
Американский писатель Джеймс БОЛДВИН позирует в холле своего отеля Relais Bisson в Париже. Ара Гюлер / Magnum Photos
То же, что заставило Ара стать известным портретистом знаменитостей, и то же самое, что движет его уличной фотографией, то есть его любовь к человечеству. «Нет ничего без людей», — сказал Гюлер. Храмы, мечети, корабли, доки, переулки и рынки — все это имеет меньшее значение, чем и только из-за людей, которые их населяют: «Речь никогда не шла о месте, где я снимал. Я снимал кусочки жизни».
Гюлер утверждал, что спустя долгое время после того, как он проявил свой последний рулон пленки (которую, ради потомков, он проявил своими руками), его архив содержал от 800 000 до миллиона кадров. Те, за которые он цеплялся больше всего, были сняты на городских пейзажах и пейзажах его дома, Турции.
Его фотографии Стамбула — дань уважения городу. Они не изображают город с блеском или санацией, они просто изображают.
Известно, что Гюлер оплакивал предполагаемую потерю Стамбулом своих корней. В откровенном профиле, опубликованном в New York Times в 1997 году, Гюлер оплакивает утраченный «поэтический, романтический, эстетический аспект города»; К счастью для тех, кто слишком молод, чтобы увидеть великий Стамбул, Гюлер провозгласил: «Я понимаю запах Стамбула». Его фотографии демонстрируют бурный дух того, чем был Стамбул и, возможно, до сих пор находится под влиянием модернизации. Стамбул Гюлера — это османские ялы, каменно-гипсовые улочки, где шумят дети, морские люди, которые от рассвета до заката придают пыл городу, и торжественная религиозность города, отмеченного мозаикой, а не монолитом.
О своей работе Гюлер сказал, что за свою жизнь завершил только три крупных проекта; библейский Ноев ковчег, древняя гора Немрут и деревня, построенная на руинах эллинистического города Афродисиас.
Все три памятника расположены в Турции, и все три имеют отчетливо выраженное религиозное наследие, начиная от иудео-христианских историй и заканчивая греческими богинями. В своих фотографиях этих мест Гюлер фотографирует прошлое и тем самым отмечает историческое значение, которое его родина имела для развития цивилизации.
Во всем обширном и разнообразном портфолио Гюлера сохраняется его желание доказывать, а не создавать. Своими фотографиями он доказывает вам, что Стамбул прекрасен, что крушение поезда в Яримбургазе было катастрофой, что Турция – одно из мест рождения человечества.
ТУРЦИЯ. Люди сидят и разговаривают рядом с кафе-баром в пассаже Бейоглу. 1958. Ара Гюлер / Magnum Photos
ТУРЦИЯ. 1955. Прощание на Галатской набережной. Ара Гюлер / Magnum Photos
Ара Гюлер / Magnum Photos
Ара Гюлер / Magnum Photos
Зимнее наводнение в низменном районе Ферикой, недалеко от Стамбула. Ара Гюлер / Magnum Photos
Дети играют в старом районе Ферикой в Стамбуле.
Ара Гюлер / Magnum Photos
Ара Гюлер о фотографии
Гюлер был так же уверен в фотографии, как и хорош в фотографии, то есть чрезвычайно . У этого человека было до пятидесяти камер, он считал, что его лучшие фотографии были сделаны на Rolleicord (по совпадению), ему больше всего нравился Kodachrome (встань в очередь, Ара), и он брал с собой до пятисот катушек пленки за одну фотопоездку.
Ниже приведены три наиболее острых заявления Гюлера, которые я нашел в своем чтении. Вместо того, чтобы анализировать и объяснять их, как будто я имею право разъяснять учения мастера, я просто оставляю их здесь, в конце, такими, какими они были, когда он их говорил, прямыми и необъяснимыми.
«Фотографии не настолько важны, чтобы их можно было вешать на стены».
«Хороший фотограф может сделать снимок с помощью швейной машинки».
«Магия, которая украшает наш мир, — это природа, сам космос. Когда свет рассеивается, это красиво, когда свет собирается, становится темно, что-то еще.
