Как это было джеймс нахтвей: Джеймс Нахтвей рассказывает о фотодокументировании событий, создающих историю
Джеймс Нахтвей рассказывает о фотодокументировании событий, создающих историю
Вернемся к настоящему: вы, наряду с другими фотографами, были в Греции и запечатлели миграционный кризис в Европе. Что вы можете сказать об этом событии?
В то время я трижды летал в Европу. Во время первой поездки я прибыл в Белград именно тогда, когда правительство Венгрии закрыло границу. В тот момент беженцы уже направились в сторону Хорватии и Словении. В аэропорту меня встретил человек, который должен был стать моим переводчиком и гидом, и мы тут же отправились в путь, не зная, что нас ждет впереди.
Я увидел группу людей, бредущих по пахотному полю. Я вышел из машины и пошел за ними. Я сказал гиду: «Я не знаю, куда я иду. Надеюсь, ты найдешь меня в конце дня». Эти люди даже не знали, в какой стране находятся. Не думаю, что они знали, куда держат путь. Вперед их подталкивали отчаяние и надежда. Они прошли через поля и вышли к железнодорожной станции.
Оттуда я отправился на остров Лесбос, в Грецию, чтобы запечатлеть людей, прибывающих на побережье из Турции через пролив. Затем, наконец, я прибыл в местечко под названием Идомени на границе Греции и Македонии. Граница была закрыта, и люди ютились в палатках посреди грязи и дождя. Это происходило в 21 веке на территории Европы. Если бы вместо брезента палаток они растянули шкуры животных, это можно было отнести и к Средневековью.
В наши дни информационные вбросы составляют очень большую часть потока информации, и люди зачастую не знают, как отличить правду от фейка, а также не знают возможностей фотографии. Что вы думаете насчет информационных вбросов и дилеммы между правдивостью и правдоподобностью в фотографии?
Журналистика основывается на честности. Организации или отдельные личности, которые сознательно искажают события или напрямую лгут, бросают тень на профессию, которая и так довольно уязвима.
Как вы думаете, в хорошем ли состоянии находится журналистика XXI века?
Да, в этой отрасли все хорошо, и она развивается. Журналистика необходима, чтобы общество функционировало должным образом. Она никуда не денется. Она станет только сильнее. Какие бы инструменты мы сейчас ни использовали, мы будем использовать их по назначению. А затем, когда кто-то придумает нечто новое, мы адаптируемся и к этому. Я не могу говорить о том, что касается экономического аспекта работы новостных организаций, потому что я ничего об этом не знаю, но уверен, что знающие люди найдут способ адаптироваться.
Военный фотограф Джеймс Нахтвей — лауреат премии принцессы Астурийской
Военный корреспондент, фотожурналист, наследник традиций Роберты Капы, о жизни которого можно снимать кино, Джеймс Нахтвей в течение свыше четырех десятилетий рассказывает городу и миру о вооруженных конфликтах. Его решение стать фоторепортёром было принято внезапно, когда он увидел снимки Дона Маккаллина, которые тот сделал во время боевых действий во Вьетнаме. Сила образа, сила эмоций, которые вызываются фотографией повлияли и на самого мэтра, который сегодня называет себя антивоенным фотографом. По его мнению, фотография порой может и предотвратить конфликт от дальнейшей эскалации.
Джеймс Нахтвей был отмечен премией принцессы Астурийской в номинации “Связь и гуманитарная деятельность”.
С Джеймсом Нахтвеем в Овьедо встретился журналист euronews Луис Карбальо.
еuronews: “Джеймс Нахтвей, приветствуем вас и поздравляем с этой наградой. Почему вы выбрали фотографию в качестве профессии? Именно военное репортажное фото? Британец, ваш коллега Дон Маккаллин сказал, что быть фоторепортером можно только, если имеешь призвание к такой работе? В чем заключается ваше призвание?”
Джеймс Нахтвей: “Мое призвание – рассказывать людям о том, что происходит в мире.
На войне ставки меняются, они становятся больше жизни, и они оказывают очень большое влияние на то, что происходит в мире. Фотограф может укрыться за теми политическими словесами, которыми обычно сопровождаются войны. И это позиция по-своему и понятна, и удобна. Она имеет объяснение. А есть те, кто идут на поле боя. И они рассказывают историю того, что случается с жизнями и существованием обычных людей. Они показывают то, что приносит война на самом деле. И они в данном случае рассказывают и о тех, кто принимает решение развязать войну, потому что в итоге именно они и оказываются ответственными за происходящее. Тогда общественное мнение может тоже влиять на происходящее, потому что то, что думают люди, то, как они оценивают политиков, меняет климат в социуме. И меняет отношение к политикам и к войне. Появляется надежда на изменения”.
еuronews: “Фотография может быть противоядием от войны?”.
Джеймс Нахтвей: “Да, в определенной степени это так.
Снимок, который показывает войну в анфас и в профиль, не скрывая и не утаивая, это не военная, это антивоенная фотография. По моему опыту если судить, то видя, во что выливаются военные действия для общества и для людей, зная это, помня об этом, очень сложно становится убеждать в обратном, в том, что война несёт определённые бенефиции. Мне кажется, что хоть всегда есть, за что нужно и можно сражаться, и что иногда требуется себя и близких защищать, нужно помнить и о том, что война развивается по нарастающей, эта логика – в самой ее природе заключается, и это всегда приводит к увеличению жертв и страданий, если говорить о людях, если оперировать ценностями человеческого существования. И об этом мы не должны никогда забывать, и всегда думать о тех результатах, к которым приводят бездумные решения развязать войну”.
еuronews: “Вы рассказывали о десятках военных конфликтов. Есть ли те, что остались у вас в памяти и оказали на вас влияние в большей степени?”.
Джеймс Нахтвей: “Очень сложно выделить отдельный конфликт, когда эта ситуация в любом случае всегда наполнена страданиями, и в ней всегда страдают невинные.
И всегда есть жертвы. Нельзя сказать, что одна война запомнилась мне больше, чем другая. Но, отметив это, я, пожалуй, выделю геноцид в Руанде. Там ситуация отличалась особой, страшной, непередаваемой жестокостью. Это невозможно было понять с рациональной точки зрения – как получилось, что соотечественники смогли зарубить почти миллион человек, своих же собственных сограждан? Эта бойня продолжалась три месяца. И они использовали топоры, прочий сельскохозяйственный инвентарь и домашнюю утварь, чтобы убивать. И никакой вины не было. Часто погибшие были соседями тех, кто их убивал мачете или ножами. И я до сих пор не могу понять, как такое в принципе могло произойти. Как можно было убивать тех, с кем жил рядом, кого знал, с кем общался? Я это понять не могу до сих пор. Это не укладывается у меня в голове”.
еuronews: “Чаще всего ваши фотографии – черно-белые. Это ваш способ, ощущение от реальности, которая на самом деле шире монохромной гаммы, там ведь есть оттенки. Почему лишь два цвета?”.
Джеймс Нахтвей: “Да, так и есть. Чёрный и белый цвета. Но это не реальность. Это, скорее, абстракция. Но, с другой стороны, это и есть та самая квинтэссенция происходящего, того, что было, потому что цвет несёт дополнительную эмоциональную нагрузку, он может перетягивать на себя, что называется, эмоции, он может смещать восприятие, впечатление может измениться. Я же хочу полной концентрации на том, о чем я рассказываю с помощью того или иного снимка, чтобы ничего не отвлекало бы зрителя. И если вы сознательно лишаете фотографию подробностей, вроде цвета, и делаете ее черно-белой, аскетичной, вам легче донести ту идею, которую вы хотите донести, и то послание, которое вы адресуете”.
еuronews: “Есть хорошие фотографии. Есть фотографии, которые мы называем легендарными. В чем заключается разница между ними?”.
Джеймс Нахтвей: “Они отличаются насыщенностью смыслов, уровнем разговора, который предлагается с тем, кто фотографию рассматривает, и тем, какое содержание, прежде всего человеческое, автор закладывает в свой снимок.
Это должна быть ситуация, которая, если можно сказать, выламывается из повседневной рутины, она должна быть исторически значимой. В журналистике, как мы все знаем, важно оказаться в нужное время в нужном месте, это звучит легко, а на деле оказывается сложнейшей для решения задачей. Приведу пример. Помните историю маленького мальчика, беженца, который утонул? Его звали Айлан Курди. Так вот, его фотография появилась в момент, когда мир уже знал, что происходит. И это изменило общественное мнение. Оно буквально взорвалось. То же самое произошло и со снимком, на котором была изображена вьетнамская девочка Ким Фук, которая убегала от напалмовых бомб. Все уже знали, что происходит. И даже были протесты. Но до появления этих снимков не было яркой иллюстрации подобной трагедии. Мнение социума подошло к точке кипения”.
еuronews: “Продолжая эту тему, тему того, как фотография влияет на поведение масс-медиа. В начале вещатели и редакторы часто сопротивляются публикации такого рода фотоматериалов.
Вы вот упомянули снимок, на котором был изображён Айлан Курди. И наиболее частый аргумент, которым они объясняют своё нежелание публиковать такие фотографии, тот, что это лишает жертву определенной степени достоинства, что порой это выглядит унизительно. С вашей точки зрения, насколько этот мотив оправдан?”.
Джеймс Нахтвей: “Если люди страдают, или страдали, это не означает, что они лишись или были лишены достоинства. Если люди чего-то боятся, это не означает, им не достает мужества. Люди в трудных обстоятельствах находят находят в себе силы их преодолеть. Я не думаю, что фотография погибшего мальчика как-то унижает его достоинство. Мне кажется, что она вызывает колоссальное сочувствие к маленьком ребёнку, к его семье, к другим мигрантам. И если бы в фотографии было бы хоть что-то унизительное для того, кто на ней изображён, она бы не вызвала тех эмоций, о которых я упомянул. Подобный эффект симпатии и сочувствия просто бы не возник”.
Джеймс Нахтвей | Биография и факты
Джеймс Нахтвей (родился 14 марта 1948 года, Сиракузы, Нью-Йорк, США), американский фотожурналист, известный своими непоколебимыми и трогательными изображениями войн, конфликтов и социальных потрясений.
Нахтвей окончил Дартмутский колледж , где изучал историю искусства и политологию, а затем служил в торговом флоте. Под влиянием работы фотографов во время войны во Вьетнаме и впечатленный способностью фотографии передавать непосредственность событий, он стал самоучкой, изучающим фотографию. С 1976 по 1980 год он работал газетным фотографом в Нью-Мексико, а в 1980 году переехал в Нью-Йорк, чтобы работать фотографом-фрилансером. Там он присоединился к агентству Black Star. После своей первой зарубежной командировки в Северной Ирландии он работал в Центральной Америке, на Ближнем Востоке, в Африке и Восточной Европе. Снимки, сделанные им в тех местах, были опубликованы в ряде международных изданий, в том числе National Geographic ,Жизнь , время , El País и L’Express . В 1984 году он стал фотографом по контракту сжурналом Time . Он был членом фотографического кооператива Magnum с 1986 по 2001 год, когда он стал одним из основателейVII Фотоагентство, названное в честь числа его учредителей.
Он покинул это агентство в 2011 году.
Нахтвей получил множество самых уважаемых фотографических наград, многие из которых неоднократно, в частности Золотую медаль Роберта Капы, «Фотограф года» по версии журнала и «Фотография года в мировой прессе». По сравнению с Робертом Капой за его чувство сострадания и преданности делу и с Анри Картье-Брессоном , который вдохновил его на его сочинение, Нахтвей сказал о своей работе:
Я использую то, что знаю о формальных элементах фотографии, на службе у людей, которых я фотографирую, а не наоборот. Я не пытаюсь делать заявления о фотографии. Я пытаюсь использовать фотографию, чтобы заявить о том, что происходит в мире. Я не хочу, чтобы мои композиции были застенчивыми.
Это сострадание, которое было особенно убедительным в свете смерти, разрушения и бесчеловечности, свидетелем которых он был более трех десятилетий, позволило ему одновременно присутствовать и записывать душераздирающие моменты личной жизни по всему миру.
Джеймс Нахтвей: Каково это — быть военным фотографом
По «наводке» ir_ingr,источник: журнал «Esquire»,
http://www.esquire.ru/articles/10/kakovo/
Каково это:
быть военным фотографом
Джеймс Нахтвей, фотокорреспондент журнала Time, основатель агентства VII, 58 лет, Нью-Йорк
Если честно снимаешь войну, получается антивоенная фотография.
Правду не нужно приукрашивать. Ее надо просто сказать, и часто бывает достаточно сделать это один раз.
Страх — это настолько фундаментальное чувство, что ему трудно дать определение. Но я могу сказать вам, что он делает с людьми.
Конечно, я никогда не считал себя неуязвимым для пуль и снарядов. У меня в ногах полно осколков.
Если бы я мог перенестись в прошлое и сфотографировать любую войну? Крестовые походы. Шансы уцелеть были бы мизерные. Масштабы и средства, которыми тогда велись войны, поражают. Битва при Гастингсе показалась бы современному наблюдателю просто невероятной. А битвы Александра Македонского, когда люди дрались лицом к лицу? Трудно понять, как можно было заставить их пойти на это.
Человечество, конечно, сильно продвинулось вперед. Но во многих отношениях мы еще стоим на очень низкой ступени развития, когда инструментом для достижения тех или иных целей становится насилие. Не знаю, когда мы от этого избавимся… если вообще избавимся.
Главным оружием во время геноцида в Руанде были сельскохозяйственные инструменты.
Мачете. Дубинки. Топоры. Пики. Лицом к лицу. Гибли толпы беспомощного народа. Дети. Мне это непонятно. Я знаю, что так было. Я видел последствия и знаю, что причиной всему были страх и ненависть. Но я не понимаю, как можно заставить такое количество людей идти на такие зверства, что называется, в открытую. Бомба может убить многих, но она очень безлична. Во времена Александра, по крайней мере, вооруженные люди дрались с вооруженными. Было какое-то равенство. Но пускать оружие в ход против беззащитных людей — это у меня просто в голове не укладывается.
Думаю, теперь я уже совсем не тот, кем был в самом начале. Я даже и не помню, каким я был.
Если в какой-то момент повлиять на исход событий могу только я, то я ненадолго перестаю быть репортером и помогаю людям. Несколько человек, которых собирались линчевать, уцелели, потому что я вмешался. Однажды я пытался спасти человека в Индонезии. Люди из мечети в Джакарте были оскорблены тем, что христиане устроили рядом с мечетью зал для игры в бинго.
Мне кажется, причиной большинства конфликтов, о которых я делал репортажи, была не религия. Территории — да. Или власть. Или еще что-нибудь. А религия — только русло, в котором они развиваются.
Сейчас на мне серо-голубая рубашка, но я никогда не надел бы ее в зоне военных действий. Она может показаться армейской. Вызвать вопросы. Я люблю носить белое, потому что в нем прохладно, а я бываю в очень жарких местах. Кроме того, это нейтральный цвет. В нем больше сливаешься с окружающим.
Если вы хотите войти в контакт с людьми, у которых большое горе, которые боятся, которые в отчаянии, это нужно делать особым образом. Я двигаюсь чуть замедленно. Говорю чуть замедленно. Я даю им понять, что отношусь к ним с уважением. По тому, как вы смотрите на людей, они видят, насколько добрые у вас намерения. Все эти мелочи подмечают те, в чью жизнь вы хотите проникнуть.
Побывать в бою, слышать, как пули свистят у твоей головы, как вокруг рвутся снаряды, и выйти оттуда целым и невредимым — это, конечно, в каком-то смысле очень волнующе. Испытываешь мощный прилив адреналина. Но я занимаюсь своим делом не ради этого. Насколько мне известно, среди серьезных военных корреспондентов нет таких психов, которые идут туда за острыми ощущениями.
В честолюбии самом по себе нет ничего плохого. Но в опасной ситуации оно может повлиять на твою способность здраво соображать.
Я наполовину глухой. У меня плохие нервы и постоянно звенит в ушах, а бывает, я и вовсе ничего не слышу. Наверное, я оглох из-за того, что не вставлял в уши затычки. Потому что на самом деле я хотел слышать. Ты хочешь достичь максимальной силы ощущений — пусть даже они чересчур болезненны.
Мои работы дают очень слабое представление о том, что это такое — быть там.
Голод и болезни — это самые древние орудия массового уничтожения. Когда жгут поля и убивают животных, люди становятся уязвимыми. В Сомали такими методами были убиты сотни тысяч людей.
Чаще всего мои сны связаны не с тем, что я видел в разных местах, а с чувствами, которые я там испытывал. Больше мне не хотелось бы ничего говорить о моих снах.
Я вернулся из Франции 10 сентября, примерно в одиннадцать вечера, и даже не стал распаковывать сумки: на следующий день я опять уезжал.
Утром я пил кофе, и вдруг снаружи раздался резкий, громкий звук. Звук был странный, и я не понял, что это. Я выглянул в окно и увидел первый горящий небоскреб. Сначала я подумал, что пожар произошел из-за несчастного случая. Конечно, мне стало любопытно, и я начал распаковывать камеры, чтобы пойти туда и посмотреть поближе. Но тут я услышал второй такой же звук и увидел, как загорелась вторая башня. Тут я догадался, что это теракт. И у меня возникло сильное подозрение, что за этим стоит Усама бен Ладен.
Моя квартира недалеко от Всемирного торгового центра, я добрался до него примерно за десять минут. И опять, как всегда, я бежал к тому месту, откуда бежали все остальные. Когда Северная башня начала падать, я уже стоял прямо под ней. Грохот был, как от водопада. Я поднял глаза — на меня рушилась лавина из стекла и стали. Это было одно из самых потрясающих зрелищ, какие я только видел. В каком-то смысле оно было прекрасно, и мне очень захотелось фотографировать. Но я понимал, что у меня нет времени.
Я словно очутился в гиперпространстве. Нужно было усвоить столько информации, принять столько решений и преодолеть такие расстояния… Сейчас все это выглядит просто невероятным. У меня были считанные секунды на то, чтобы услышать это, увидеть, понять, что я не успею сделать снимок, осмотреться в поисках укрытия и добраться до него. Я заметил, что вход в отель «Миллениум» открыт, и кинулся в вестибюль. Он был застеклен, я понимал, что его разнесет вдребезги и мне нужно пробираться дальше. Я бросился к лифтам, увидел открытую кабину, вскочил внутрь и прижался спиной к стене. В этот момент все вокруг окутал мрак.
Мрак был полным и абсолютным. Я знал, что еще жив, только потому что задыхался. Я кашлял и хватал ртом воздух посреди гигантского облака, которое весь мир видел снаружи. Потом я опустился на четвереньки и пополз — я передвигался на ощупь в темноте, иногда подавая голос, чтобы проверить, нет ли рядом раненых. Но вокруг стояла тишина. Наконец я увидел вспышки, совсем неяркие.
Поначалу я никак не мог понять, что это может быть. Но потом сообразил, что это машины мигают поворотниками, и понял, что выбрался на улицу. Я по-прежнему ничего толком не видел, но уже начал кое-как ориентироваться, и повернул на север. Через некоторое время сквозь темноту стал просачиваться свет, и я пошел на этот свет.
Я никогда не расстаюсь со своими камерами. Полиция пыталась выгнать всех с места происшествия, но я провел там весь день — снимал, все время ожидая, что меня вот-вот выгонят.
Сейчас меня задевает за живое одно фото. То, что было Всемирным торговым центром, превратилось в груду металла. Неба нет — только пыль и дым. Это настоящий апокалипсис. На снимке видна очень маленькая фигурка пожарного: он что-то ищет в развалинах. Но описывать это словами бессмысленно. Вся сила в картинке.
Я снимал, пока хватало света и пленки, — примерно до половины десятого. Потом отнес пленку в журнал Time. Это определенно был один из самых тяжелых рабочих дней в моей жизни.
Чтобы попасть домой, мне пришлось пройти пешком несколько миль. Весь Манхэттен к югу от 14-й улицы был закрыт. Света не было. Над головой проносились самолеты. Везде были солдаты Национальной гвардии. Кордоны стояли чуть ли не через каждый квартал. В воздухе висела едкая гарь. Когда я добрался до дома, там не было ни электричества, ни горячей воды. Я зажег свечи — очень привычная для меня история. Я был в зоне военных действий. Только война пришла к нам домой.
Не думаю, что в нашей профессии можно уйти на покой.
Я никогда не выигрывал в лотерею, да и как фотограф я не слишком удачлив. Но мне везет в главном: я до сих пор жив. Ведь я рискую каждый день. По сравнению с этим любое другое везение — ерунда.
Как мне удается сохранять оптимизм? Очень просто. Люди, которые попадают в подобные ситуации, все равно не перестают надеяться. Если у них остается надежда, почему я должен ее терять? ?
Джеймс Нахтвей — самый живучий военный фотограф в мире – WARHEAD.
SUВ него стреляли миротворцы ООН, кидали гранаты иракские солдаты, а на голову падали башни-близнецы… Фотограф Джеймс Нахтвей не только выжил, но и заснял всё это на свою камеру.
Наш герой не пошёл по проторенному пути сотен фотографов 70-х годов. Когда все хватали камеры и летели в «горячие» регионы планеты, едва заслышав, что там началась очередная заварушка или не хватает демократии, Джеймс (который решил, что хочет быть военным корреспондентом) потратил десять лет на обучение и подготовку. А после заявился в Нью-Йорк, получил аккредитацию и поехал в Северную Ирландию снимать разборки ИРА (Ирландская республиканская армия) и британской армии.
Bang-Bang club
Помотавшись по «горячим точкам» и исколесив мир от края до края, в начале 90-х он присоединился к сообществу четырёх южноафриканских фотографов, известному как Bang-Bang club. Это были отчаянные сорвиголовы, которые фиксировали всё, что происходило в это время на африканском континенте.
А снимать было что: геноцид в Руанде, голод в Судане, разборки АНК (африканский национальный конгресс) и падение режима апартеида.
Учитывая отморо… запредельное бесстрашие фотографов, неудивительно, что они привозили из командировок кадры, получившие кучу наград. В числе которых две Пулитцеровские премии и множество рангом пониже.
Удача — дама капризная. И 18 апреля 1994 года, за неделю до первых общенациональных выборов в ЮАР, все члены Bang-Bang club, в том числе и Джеймс Нахтвей снимали столкновения боевиков АНК с миротворцами ООН.
Находясь буквально между молотом и наковальней…
В какой-то момент у «голубых касок» не выдержали нервы и они открыли огонь во все стороны. К несчастью, на линии огня находились журналисты. Пули, прошедшие рядом с Джеймсом Нахтвеем, поразили насмерть Кена Оостербрука и тяжело ранили Грега Мариновича. Тем не менее, наш герой сохранил хладнокровие. Он помог погрузить раненых товарищей в машину и доснял свой репортаж.
Гонка со смертью
Индонезия в конце 90-х годов снова стала ареной для мусульманско-христианского противостояния.
Правых и виноватых не было, хороших и плохих тоже. Постоянные нападения на мечети и церкви стали обыденным явлением. И горе тебе, если ты оказался не в то время и не в том месте.
Отправившись снимать в опасный район, Джеймс стал свидетелем очередного инцидента. Толпа мусульман разгромила церковь, убила троих охранников и погнала по улицам четвёртого. Около сорока человек с мачете преследовали «дичь», и никто не пытался их остановить.
Кроме фотографа.
Он попытался успокоить толпу и защитить уже раненого человека. В течение двадцати минут Джеймс уговаривал разъярённых людей и просил отпустить охранника, даже на колени встал. К сожалению, всё было тщетно и беглеца убили. Каким чудом уцелел в тёмных индонезийских трущобах сам журналист — известно только ему.
Падение близнецов
10 сентября 2001 года наш герой только вернулся из очередной командировки и лёг спать… а из окна его номера был виден Всемирный торговый центр.
Побудка, как вы понимаете, была очень специфической: в Северную башню врезался самолёт, управляемый террористами «Аль-Каиды».
Привычным движением журналист подхватил свои фотоаппараты и бросился к месту трагедии. К тому моменту в Южную башню врезался второй самолёт и ситуация стала совсем катастрофичной.
Тем не менее Джеймс Нахтвей продолжил съёмку. Снимал он даже тогда, когда в 10:29 утра Северная башня стала падать в буквальном смысле ему на голову.
«Я сразу понял, что у меня есть около пяти секунд, чтобы спастись, и что мои шансы на то, чтобы выжить, были очень маленькими. На самом же деле это было очень красивое зрелище: дым, металл и бумага на фоне голубого неба».
Бросок в сторону ближайшего укрытия (им оказался отель «Миллениум») — и воздушная волна от падения здания, сметающая всё на своём пути, настигала фотографа. Дым, пыль, крики, осколки стекла, как шрапнель, летящая вокруг… Но на Джеймсе не было ни царапины. И он продолжил свою работу на Ground Zero в тот день до самой ночи.
Боевые потери
После объявления войны терроризму США последовательно вторглись в Афганистан в 2001, а затем и в Ирак в 2003 году.
55-летний фотограф не мог оставаться в стороне и прошёлся вместе с американскими частями по пустыням Ближнего Востока.
Вместе с репортёром Маклом Вайскопфом и двумя солдатами он остановился на перекрёстке, когда подбежавший к машине араб кинул в салон гранату. Реакция Вайскопфа была мгновенной: он успел схватить боеприпас и выкинуть его в окно (это в конечном итоге стоило ему руки, но спасло остальных). Все находившиеся в машине были ранены.
Казалось бы, хватит!
Но нет. Джеймс Нахтвей наскоро перевязался, а после заснял процесс эвакуации и лечения своих товарищей.
За свою долгую жизнь и карьеру фотокорреспондент стал обладателем пяти премий Роберта Капы (Оскар в военной фотожурналистике), звания «фотограф года» и целой россыпи наград рангом поменьше.
В 2013 году в Тайланде 65-летний журналист получил очередное (а всего их более полутора десятков) ранение. А на следующий день он написал в своем Твиттере: «всё в порядке, пуля прошла навылет, я возвращаюсь к своей работе».
Если это не высочайший профессионализм, то что же тогда?
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.
О войне и надежде. Джеймс Нахтвей в Москве
24 марта 2011 22:21
Сегодня — Всемирный день борьбы с туберкулезом. Этой теме посвящена выставка «В борьбе за жизнь. Победить туберкулез». Ее автор Джеймс Нахтвей – один из самых известных фотографов-документалистов, побывавший во всех горячих точках: в Афганистане, Секторе Газа, Никарагуа, Руанде, Чечне, показавший миру войны и страдания, такими как они есть.
Бесстрастный, он, кажется, так ни разу и не улыбнулся. В Европе, где его знают хорошо, уверяют – Джеймс Нахтвей человек настолько закрытый, что практически никогда не дает интервью. Даже фильм о нем – «Военный фотограф», – номинированный на «Оскар» в 2002, вряд ли рассказал больше, чем его снимки: черно-белые, строгие, вроде бы сдержанные, и в то же время такие кричащие, словно сгустки человеческой боли.
— Я пытаюсь идентифицировать себя с теми, кого снимаю, я хочу на снимок перенести их эмоции, их страдания, я хочу, чтобы мои фотографии информировали людей, что происходит в мире, чтобы они заставили людей сострадать. Сострадание – это великая сила, которая есть у нас. Но я хочу, чтобы люди не только сострадали, но и что-то делали, чтобы страданий было меньше.
Нахтвей – один из самых, если не самый известный, сейчас военный фотограф. Первый фоторепортаж – о гражданских беспорядках в Северной Ирландии в начале 80-х. Нахтвей с тех пор побывал, кажется, во всех горячих точках планеты.
С 2000-го он снимает другую войну – с туберкулезом, и жизнь, в этой войне, говорит, не всегда побеждает. Под каждой фотографией подпись – не просто страна, название клиники, но и форма болезни. Муж ухаживает за женщиной, больной туберкулезным менингитом – провинция Свай Риенг, Камбоджа. А вот уже Свазиленд – женщина умирает от туберкулеза с аббревиатурой МЛУ (множественная лекарственная устойчивость), форма, одна из самых опасных.
«Простая форма туберкулеза хорошо поддается лечению. Но если лекарства принимать нерегулярно, если прекратить лечение, то микробактерии туберкулеза мутируют. Необходим уже двухгодичный курс терапии, надо долго находиться в стационаре, многие этого просто не могут себе позволить. Туберкулез с множественной и широкой лекарственной устойчивостью, действительно, страшные вещи», – рассказывает Джеймс Нахтвей.
Беднейшая Камбоджа. Почти уничтоженная во время геноцида система здравоохранения, не хватает не только врачей и медсестер, там для многих туберкулез – приговор: в больницу переезжают и члены семьи, именно родственники ухаживают за больными. Пациент, которому только поставили диагноз, еще не может оправиться от шока.
ЮАР – клиника церкви Шотландии – медсестра, которая только что отнесла тело пациента в больничный морг. Или вот – уже не экзотическая и далекая Азия или Африка – отделение номер 3 Томской туберкулезной больницы. В России, по данным Минздравсоцразвития, ежегодно регистрируют 100 тысяч новых случаев туберкулеза.
Видевший столько горя, Нахтвей будет долго молчать, прежде чем скажет, как он теперь с этим живет.
— Легко прекратить надеяться, легко опустить руки, ничего не делать. Я вдохновлен этими людьми, вдохновлен мамой вот этого мальчика. Он умирает, но до последнего дня она дарит ему свою любовь. Она до последнего не теряет надежду, и пока она не потеряла ее, кто посмеет в мире это сделать.
В Москву Джеймс Нахтвей прилетел из Японии, туда же отправится сразу после открытия выставки. Говорит, так уже случилось, что его сердце навсегда отдано тем, кому бывает больно.
Джеймс Нахтвей — Я фотограф
Хорошо сказано. Вот только «запечатленные события» продолжают происходить…
East Germany, 1990
Pollution from a coke factory.
Джеймс Нахтвей:
Если честно снимаешь войну, получается антивоенная фотография.
Правду не нужно приукрашивать. Ее надо просто сказать, и . часто бывает достаточно сделать это один раз.
Страх — это настолько фундаментальное чувство, что ему трудно дать определение. Но я могу сказать вам, что он делает с людьми. Если он вас парализует, он может вас убить. Но если он заставляет вас лучше видеть то, что происходит вокруг, он может спасти вам жизнь.
Конечно, я никогда не считал себя неуязвимым для пуль и снарядов. У меня в ногах полно осколков.
Если бы я мог перенестись в прошлое и сфотографировать любую войну? Крестовые походы. Шансы уцелеть были бы мизерные. Масштабы и средства, которыми тогда велись войны, поражают. Битва при Гастингсе показалась бы современному наблюдателю просто невероятной. А битвы Александра Македонского, когда люди дрались лицом к лицу? Трудно понять, как можно было заставить их пойти на это.
Человечество, конечно, сильно продвинулось вперед. Но во многих отношениях мы еще стоим на очень низкой ступени развития, когда инструментом для достижения тех или иных целей становится насилие. Не знаю, когда мы от этого избавимся… если вообще избавимся.
Главным оружием во время геноцида в Руанде были сельскохозяйственные инструменты. Мачете. Дубинки. Топоры. Пики. Лицом к лицу. Гибли толпы беспомощного народа. Дети. Мне это непонятно. Я знаю, что так было. Я видел последствия и знаю, что причиной всему были страх и ненависть. Но я не понимаю, как можно заставить такое количество людей идти на такие зверства, что называется, в открытую. Бомба может убить многих, но она очень безлична. Во времена Александра и . по крайней мере, вооруженные люди дрались с вооруженными. Было какое-то равенство. Но пускать оружие в ход против беззащитных людей — это у меня просто в голове не укладывается.
Думаю, теперь я уже совсем не тот, кем был в самом начале. Я даже и не помню, каким я был.
Если в какой-то момент повлиять на исход событий могу только я, то я ненадолго перестаю быть репортером и помогаю людям.
Мне кажется, причиной большинства конфликтов, о которых я делал репортажи, была не религия. Территории — да. Или власть.
Или еще что-нибудь. А религия — только русло, в котором они развиваются.
Сейчас на мне серо-голубая рубашка, но я никогда не надел бы ее в зоне военных действий. Она может показаться армейской. Вызвать вопросы. Я люблю носить белое, потому что в нем прохладно, а я бываю в очень жарких местах. Кроме того, это нейтральный цвет. В нем больше сливаешься с окружающим.
Если вы хотите войти в контакт с людьми, у которых большое горе, которые боятся, которые в отчаянии, это нужно делать особым образом. Я двигаюсь чуть замедленно. Говорю чуть замедленно. Я даю им понять, что отношусь к ним с уважением. По тому, как вы смотрите на людей, они видят, насколько добрые у вас намерения. Все эти мелочи подмечают те, в чью жизнь вы хотите проникнуть.
Побывать в бою, слышать, как пули свистят у твоей головы, как вокруг рвутся снаряды, и . выйти оттуда целым и невредимым — это, конечно, в каком-то смысле очень волнующе. Испытываешь мощный прилив адреналина. Но я занимаюсь своим делом не ради этого.
Насколько мне известно, среди серьезных военных корреспондентов нет таких психов, которые идут туда за острыми ощущениями.
В честолюбии самом по себе нет ничего плохого. Но в опасной ситуации оно может повлиять на твою способность здраво соображать.
Я наполовину глухой. У меня плохие нервы и постоянно звенит в ушах, а бывает, я и вовсе ничего не слышу. Наверное, я оглох из-за того, что не вставлял в уши затычки. Потому что на самом деле я хотел слышать. Ты хочешь достичь максимальной силы ощущений — пусть даже они чересчур болезненны.
Мои работы дают очень слабое представление о том, что это такое — быть там.
Sudan, 1993
Famine victim in a feeding center.
Голод и болезни — это самые древние орудия массового уничтожения. Когда жгут поля и убивают животных, люди становятся уязвимыми. В Сомали такими методами были убиты сотни тысяч людей.
Чаще всего мои сны связаны не с тем, что я видел в разных местах, а с чувствами, которые я там испытывал.
Больше мне не хотелось бы ничего говорить о моих снах.
Я никогда не расстаюсь со своими камерами.
Сейчас меня задевает за живое одно фото. То, что было Всемирным торговым центром, превратилось в груду металла. Неба нет — только пыль и дым. Это настоящий апокалипсис. На снимке видна очень маленькая фигурка пожарного: он что-то ищет в развалинах. Но описывать это словами бессмысленно. Вся сила в картинке.
Czechoslovakia, 1990
Heavy metals contaminated the air of an aluminum factory.
Не думаю, что в нашей профессии можно уйти на покой.
Я никогда не выигрывал в лотерею, да и как фотограф я не слишком удачлив. Но мне везет в главном: я до сих пор жив. Ведь я рискую каждый день. По сравнению с этим любое другое везение — ерунда.
Как мне удается сохранять оптимизм? Очень просто. Люди, которые попадают в подобные ситуации, все равно не перестают надеяться. Если у них остается надежда, почему я должен ее терять?
Джеймс Нахтвей, фотокорр журнала Time, 2006
Джеймс Нахтвей | Биография и факты
Джеймс Нахтвей (родился 14 марта 1948, Сиракузы, Нью-Йорк, США), американский фотожурналист, известный своими четкими и трогательными изображениями войн, конфликтов и социальных потрясений.
Нахтвей окончил Дартмутский колледж, где изучал историю искусств и политологию, а затем служил в торговом флоте. Под влиянием работы фотографов во время войны во Вьетнаме и впечатлен способностью фотографии передавать непосредственность событий, он стал фотографом-самоучкой.С 1976 по 1980 год он работал газетным фотографом в Нью-Мексико, а в 1980 году переехал в Нью-Йорк, чтобы работать внештатным фотографом. Там он присоединился к агентству Black Star. После своего первого зарубежного назначения в Северной Ирландии он работал в Центральной Америке, на Ближнем Востоке, в Африке и Восточной Европе. Изображения, которые он записал в этих местах, появились в ряде международных изданий, в том числе National Geographic , Life , Time , El País и L’Express .В 1984 году он стал фотографом по контракту с журналом Time . Он был членом фотокооператива «Магнум» с 1986 по 2001 год, когда он стал одним из членов-учредителей Фотоагентства VII, названного в честь числа его членов-учредителей.
Он покинул это агентство в 2011 году.
Нахтвей получил множество самых уважаемых наград в области фотографии, многие из которых неоднократно, в частности, Золотую медаль Роберта Капы, Фотограф года по версии журнала и Фото года по версии World Press. По сравнению с Робертом Капой за его чувство сострадания и преданности делу и Анри Картье-Брессоном, который вдохновил его на его композицию, Нахтвей сказал о своей работе:
Я использую то, что знаю о формальных элементах фотографии на службе. людей, которых я фотографирую, а не наоборот.Я не пытаюсь делать заявления о фотографии. Я пытаюсь использовать фотографию, чтобы делать заявления о том, что происходит в мире. Я не хочу, чтобы мои композиции были застенчивыми.
Это сострадание, которое было особенно убедительным ввиду смерти, разрушения и бесчеловечности, свидетелем которых он был более трех десятилетий, позволило ему присутствовать и записывать душераздирающие моменты личной жизни по всему миру.
Книги Нахтвея включали Deeds of War (1989) и Inferno (1999). Военный фотограф (2001) — документальный фильм о Нахтвее и его работе.
Джеймс Нахтвей о фотографировании истории в процессе становления
Как раз в курсе: вы вместе со многими другими фотографами были в Греции и снимали европейский кризис с беженцами. Какие у вас были впечатления от этого события?
За это время я совершил три поездки в Европу. В первую поездку я прибыл в Белград как раз в тот момент, когда закрывалась венгерская граница.Беженцы теперь переориентировались на Хорватию и Словению. Меня подобрал в аэропорту человек, который должен был быть моим переводчиком и проводником, и мы просто направились прямо в этом направлении, не зная, что найдем.
Я увидел группу людей, идущих по полям фермы. Я просто вышел из машины и пошел за ними. Я сказал своему проводнику: «Я не знаю, куда иду. Посмотрим, сможешь ли ты найти меня к концу дня».
Люди даже не знали, в какой они стране.Не думаю, что они действительно знали, куда идут. Их двигало отчаяние и влекла надежда. Они пробрались через фермерские поля и, наконец, добрались до железнодорожного вокзала. Никто не знал, едет ли поезд и куда он их отвезет.
Оттуда я отправился на Лесбос в Греции, чтобы сфотографировать людей, пересекающих пролив из Турции и высаживающихся на берег. Затем, наконец, я отправился в Идомени на греко-македонской границе. Граница была закрыта, и люди оказались в убогих палаточных городках под дождем и грязью.Это происходило в 21 веке в Европе. Если бы это были шкуры животных, а не высокотехнологичные палатки, это могло бы быть Средневековье.
В наши дни фальшивые новости занимают большую часть повестки дня, и люди, кажется, недоумевают, как отличить правду от вымысла и что может предложить им фотография. Что вы думаете о фейковых новостях и дилемме правдивости и правдоподобности в фотографии?
Журналистика зависит от честности.
Организации или отдельные лица, которые сознательно делают что-то не так или просто откровенно лгут, бросают тень на профессию, которая не оправдана.Лучшие газеты и журналы, лучшие телевизионные станции и телеграфные службы придерживаются этического кодекса и стандартов. Люди действительно могут положиться на те организации с проверенной репутацией. Если политики обвиняют эти организации в фейковых новостях, то это, вероятно, потому, что правда не соответствует их целям. Я думаю, мы должны отдать должное людям за то, что они могут сами разобраться в этих вещах.
Считаете ли вы журналистику в 21 веке здоровой?
Да, я думаю, что это здорово и развивается.Журналистика необходима для нормального функционирования общества. Это не исчезнет. Он станет сильнее. Какие бы инструменты ни использовались в настоящее время, мы будем использовать эти инструменты должным образом. Потом, когда появится что-то еще, мы адаптируемся к этому. Я не могу много говорить об экономике управления новостной организацией, потому что ничего о ней не знаю, но я уверен, что люди, которые знают об этом, находят способы приспособиться.
Джеймс Нахтвей | Фотография и биография
Американский военный фотограф и фотожурналист Джеймс Нахтвей родился в 1948 году.Он вырос в Массачусетсе и изучал политологию и историю искусств в Дартмутском колледже и закончил его в 1970 году.
Нахтвей начал работать фотографом в Albuquerque Journal в 1976 году. В 1980 году он переехал в Нью-Йорк и работал внештатным сотрудником. В 1981 году он выполнил зарубежный проект, иллюстрирующий гражданский конфликт в Северной Ирландии. За годы своей профессиональной деятельности он занимался целым рядом социальных вопросов и вооруженных конфликтов.
В 1994 году он задокументировал первые нерасовые предстоящие выборы в Южной Африке.Он был на месте происшествия и стал свидетелем того, как Грег Маринович (фотожурналист) был ранен, а Кен Остербрук (журналист) был убит.
Это было во время американского вторжения в Ирак, когда Джеймс Нахтвей получил свое первое боевое ранение.
Когда он ехал в «Хамви» с Майклом Вайскопфом и американской армией, повстанец бросил в машину гранаты. К тому времени, когда они смогли избавиться от гранаты, она взорвалась. Нахтвей был одним из пострадавших, но вскоре выздоровел.Затем в 2004 году ему удалось осветить декабрьское цунами в Юго-Восточной Азии, вызвавшее большие разрушения.
Нахтвей работал фотографом по контракту в журнале Time в 1984 году. С 1980 по 1985 год он работал в Black Star. Год спустя он присоединился к Magnum Photos на следующие пять лет. С 2001 года до 2011 года он был членом naissance Фотоагентства VII .
Джеймс Нахтвей находился в Нью-Йорке, когда 11 сентября 2001 года самолеты врезались во Всемирный торговый центр.Он проделал большую работу по этому событию. Он также составил фоторепортаж о гражданских лицах во время суданского конфликта.
Его работы были выставлены в США и Европе и получили высокую оценку. В 1994 году он получил награду World Press Photo .
Он был награжден золотой медалью Роберта Капы от Overseas Press Club пять раз с 1983 по 1998 год. Военный фотограф , документальный фильм Кристиана Фрея, посвященный жизни и творчеству Джеймса Нактвея.Он был номинирован на лучший документальный фильм и получил наград Академии .
В 2002 году Нахтвей был удостоен уважаемой премии Дэна Дэвида за фотографии, на которых запечатлены навязчивые взгляды, чтобы распространять информацию о переменах и справедливости.
Фонд семьи Хайнц вручил Нахтвею премию Хайнца в области искусств и гуманитарных наук на 12-м ежегодном праздновании в 2006 году за его работу и приз в размере 250 000 долларов. Двигаясь дальше, он был среди трех, кто выиграл TED Prize в 2007 году в Калифорнии.Каждому участнику было дано 100 000 долларов, и, как это происходит на конкурсах «мисс мира», они должны были рассказать аудитории на конференции о своем желании, которое могло бы изменить мир.
Многие всемирно известные компании и члены сообщества TED обещали помочь в исполнении этих желаний.
В 2008 году серия подлинных фотографий Джеймса Нахтвея была выставлена в городе огней в Париже по адресу Le Laboratoire . Выставка называлась «Борьба за жизнь » и представляла акциз человека от СПИДа и туберкулеза.Работа сопровождалась текстом, написанным доктором Энн Голдфельд. Работа началась в 2003 году в Камбодже. В него также вошли изображения из Сибири, Таиланда и Африки. На выставке также были представлены портреты, сделанные Нахтвеем, и многие известные ученые участвовали в попытке привлечь внимание людей.
Джеймс Нахтвей Фото
Архив фотографа Джеймса Нахтви ’70 Приобретен Художественным музеем
Художественный музей Худа в Дартмуте приобрел полный архив отмеченного наградами фотожурналиста и военного фотографа Джеймса Нахтви ’70, который провел более 35 лет, документируя условия в некоторых из самых опасных конфликтных зон мира.
Архив Нахтвея, состоящий из более чем 500 000 изображений, приносит в Колледж коллекцию фотографий, имеющую большое историческое значение, включающую все фотографии, сделанные Нахтвеем в течение его карьеры (включая многочисленные неопубликованные фотографии и негативы), а также все будущие фотографии, сделанные между настоящим моментом и концом его трудовой жизни.
«Я надеюсь, что мой архив вдохновит будущие поколения — во всех областях, а также будущих фотографов — относиться к миру с той же глобальной точки зрения и заботы о человеческом достоинстве и социальной справедливости, которые я стремился передать через свою работу, — говорит Нахтвей, проживающий в Дартмуте в качестве провизора.
«Время, проведенное в кампусе, укрепило мою внутреннюю признательность за неизменную приверженность Дартмута этим ценностям, которые — наряду с образцовой образовательной инфраструктурой Художественного музея Худа — делают школу идеальным домом для моего архива», — говорит он.
«Трудно переоценить обучающую ценность архива Нахтвей, — говорит Джон Стомберг, директор Худа в Вирджинии Райс Келси в 1961 году.
«Джеймс Нахтвей десятилетиями путешествовал по миру с беспрецедентным взглядом на человеческую сторону мировых дел. Он фотографически рассказывает истории, в которых глубоко погружается в лежащие в его основе проблемы, и в то же время относится к своим героям с состраданием и уважением. Он заслуженно получил признание за визуальное воздействие и эмоциональную глубину своих фотографий», — говорит Стомберг.«Архив превращает музей в центр на территории кампуса, где можно глубже изучить пересечение фотографии и общества».
Нахтвей поможет каталогизировать его архив.
Он также будет работать над новыми издательскими проектами, преподавать, читать лекции и работать над устной историей своей карьеры. Он будет сотрудничать с сотрудниками музея, преподавателями и студентами, чтобы обогатить широкий спектр академических занятий в кампусе.
Участие в каждом академическом отделе
Один из ведущих фотожурналистов своего поколения, Нахтвей накопил значительный объем работ, документирующих насильственные конфликты, политические раздоры, стихийные бедствия, глобальную бедность и проблемы общественного здравоохранения по всей Центральной Америке, Ближнему и Среднему Востоку. Восток, Африка, Восточная Европа, Азия и США.
Эти мучительные условия запечатлены в архивной коллекции, которая включает почти 330 000 фотонегативов, 170 000 файлов цифровых изображений, 7 200 репродукций выставочного качества, 2 000 крупноформатных работ, 25 500 мелкомасштабных репродукций, 12 500 контактных листов и многое другое.
Историческая и географическая широта архива Нахтвея дает широкие возможности для взаимодействия почти со всеми академическими отделами Дартмута, что будет поддерживаться развитием цифровых ресурсов и обширными выставочными и образовательными программами в музее и в других центрах кампуса.
Дартмут будет искать способы поддержать междисциплинарное изучение этой важной коллекции и превратить музей и Дартмут в одно из ведущих мировых учреждений по изучению и демонстрации фотожурналистики.
Добавление архива Нахтвея к коллекции значительно пополнит и без того значительные коллекции фотографий Художественного музея Худа, в которые входят работы таких фотографов, как Ансел Адамс, Дайан Арбус, Субханкар Банерджи, Ганс Беллмер, Эдвард Буртински, Джулия Маргарет Кэмерон, Мария Магдалена Кампос-Понс, Рене Кокс, Ринеке Дейкстра, Уокер Эванс (который был резидентом в Дартмуте в 1972 году), Джейн Хаммонд, Дэвид Хиллиард, Льюис Хайнс, Лотте Якоби, Никки С.Ли, Сьюзан Мейселас, Гордон Паркс, Малик Сидибе, Ральф Штайнер (выпуск Дартмута 1921 г.), Джоэл Стернфельд (выпуск Дартмута 1965 г.) и многие другие.
Существующая коллекция фотографий Худа включает три самых знаковых фотографии Нахтвея: Руанда (1994 г.), на которой изображен мужчина хуту, изуродованный мачете; Провинция Сан-Мигель, Сальвадор (1984 г.
), изображающая ужасы гражданской войны в Сальвадоре; и World Trade Center (2001), отчет Нахтвей из первых рук о нападениях 11 сентября 2001 года.
Выставки, награды и музейные экспонаты
Джеймс Нахтвей родился 14 марта 1948 года в Сиракузах, штат Нью-Йорк, и вырос в Массачусетсе. В 1970 году он окончил Дартмутский университет по специальности история искусств и управление. В 1976 году он начал работать газетным фотографом в Нью-Мексико, а в 1980 году переехал в Нью-Йорк, чтобы начать карьеру внештатного фотографа для журналов. Его первым зарубежным заданием было освещение гражданских беспорядков в Северной Ирландии в 1981 году во время голодовки ИРА.
Фотограф по контракту с журналом TIME с 1984 года. Он был связан с фотоагентством Black Star с 1980 по 1985 год и был членом агентства Magnum с 1986 по 2001 год и одним из основателей фотокооператива VII.
У него были персональные выставки во многих музеях и галереях, включая Международный центр фотографии в Нью-Йорке, Национальную библиотеку Франции в Париже, Palazzo delle Esposizioni в Риме, Музей фотоискусства в Сан-Диего, El Circulo de Bellas Artes в Madrid, FOAM в Амстердаме, Carolinum в Праге и Hasselblad Center в Швеции, а также во многих других местах.
Его фотографии включены в постоянные коллекции Музея современного искусства, Музея американского искусства Уитни, Музея современного искусства Сан-Франциско, Бостонского музея изящных искусств, Галереи искусств Коркоран, Музея изящных искусств Хьюстона, Музея Миннеаполиса Искусство и Центр Помпиду, среди прочего.
Нахтвей имеет почетные докторские степени Дартмутского, Массачусетского художественного колледжа, Художественного института Сан-Франциско и Колледжа Святого Михаила.
Он получил множество наград, в том числе Премию Содружества, Премию Фонда Хайнца, Премию TED, Премию Дэна Дэвида, Золотую медаль Роберта Капы (пять раз), Премию World Press Photo (дважды), Фотограф года в журнале (семь раз) ), Премия Международного центра фотографии «Бесконечность» (трижды), Премия Байё для военных корреспондентов (дважды), Премия В.Мемориальный грант Юджина Смита в области гуманистической фотографии, а также награды за выслугу от Overseas Press Club, Американского общества редакторов журналов и Time, Inc.
. посвятили свою работу предотвращению насилия. В мае этого года Нахтвей был назван лауреатом престижной испанской премии принцессы Астурийской в области коммуникации в 2016 году. Он также является героем номинированного на «Оскар» документального фильма «, военный фотограф », снятого швейцарским режиссером Кристианом Фреем и выпущенного на экраны в 2001 году.
Джеймс Нахтвей Фотограф | Все о фото
Джеймс Нахтвей — американский фотожурналист и военный фотограф.
Он вырос в Массачусетсе и окончил Дартмутский колледж, где изучал историю искусств и политологию (1966–70).
Нахтвей начал работать фотографом в газете Albuquerque Journal в 1976 году. В 1980 году он переехал в Нью-Йорк и начал работать внештатным фотографом. В 1981 году Нахтвей освещал свое первое зарубежное задание в Северной Ирландии, иллюстрируя гражданские беспорядки.Он задокументировал различные вооруженные конфликты и социальные проблемы, проводя время в Южной Африке, Латинской Америке, на Ближнем Востоке, в России, Восточной Европе, бывшем Советском Союзе, снимая войны, конфликты и голод, а также изображения социально-политических проблем.
(загрязнение, преступление и наказание) в Западной Европе и США. В настоящее время он живет в Нью-Йорке.
В 1994 году Нахтвей освещал предстоящие выборы в Южной Африке, первые нерасовые выборы за последние десятилетия. Как сотрудник клуба Bang-Bang, он был на месте убийства Кена Остербрука и серьезного ранения Грега Мариновича.
Нахтвей ранее был ранен в своей работе, но именно во время его обширного освещения вторжения Соединенных Штатов в Ирак он получил свое первое боевое ранение. Когда Нахтвей вместе с корреспондентом Time Майклом Вайскопфом ехал в кузове «Хамви» с разведывательным взводом армии США «Расхитители гробниц», повстанец бросил в машину гранату. Вайскопф схватил гранату, чтобы выбросить ее из хаммера, но она взорвалась у него в руке. В результате взрыва пострадали два солдата, а также журналисты Time.Нахтвей успел сделать несколько фотографий медика Билли Граймс, лечащего Вайскопфа, прежде чем потерял сознание. Оба журналиста были доставлены по воздуху в Германию, а затем в больницы США.
Нахтвей достаточно оправился, чтобы вернуться за границу, чтобы освещать цунами в Юго-Восточной Азии 26 декабря 2004 года.
Нахтвей работал фотографом по контракту с Time с 1984 года. Он работал в Black Star с 1980 по 1985 год и был членом Magnum Photos с 1986 по 2001 год. В 2001 году он был одним из основателей Фотоагентства VII (он вышел из VII в августе 2011 г.).
Нахтвей присутствовал во время нападения 11 сентября 2001 года на Всемирный торговый центр и произвел хорошо известную связанную работу. Он также составил фоторепортаж о влиянии конфликта в Судане на мирных жителей.
В феврале 2011 года Нахтвей участвовал в скандальной статье для журнала Vogue Magazine, в которой освещал сирийского диктатора Башара аль-Асада и его семью в благоприятном свете. Статья и серия фотографий вызвали особый резонанс, поскольку мирное протестное движение в контексте «арабской весны», которое в то же время набирало обороты, было жестоко подавлено военными и спецслужбами сирийского режима.
К декабрю 2011 года число погибших в ходе восстания оценивалось от 3 500 до 5 000 человек, в то время как около 30 000 мирных жителей были заключены в тюрьмы и во многих случаях подвергались жестоким пыткам. Позже Vogue решил удалить статью со своих страниц. Тем не менее, статья все еще доступна на собственном веб-сайте сирийского президента.
Источник: Википедия
Джеймс Нахтвей вырос в Массачусетсе и окончил Дартмутский колледж, где изучал историю искусств и политологию (1966-70).Изображения войны во Вьетнаме и движения за гражданские права в Америке оказали на него сильное влияние и сыграли важную роль в его решении стать фотографом. Он работал на борту кораблей в торговом флоте и, обучаясь фотографии, был учеником редактора новостных фильмов и водителем грузовика.
В 1976 году он начал работать газетным фотографом в Нью-Мексико, а в 1980 году переехал в Нью-Йорк, чтобы начать карьеру внештатного фотографа для журналов. Его первым зарубежным заданием было освещение гражданских беспорядков в Северной Ирландии в 1981 году во время голодовки ИРА.
С тех пор Нахтвей посвятил себя документированию войн, конфликтов и критических социальных проблем. Он работал над обширными фотоочерками в Сальвадоре, Никарагуа, Гватемале, Ливане, на Западном берегу и в Газе, Израиле, Индонезии, Таиланде, Индии, Шри-Ланке, Афганистане, на Филиппинах, в Южной Корее, Сомали, Судане, Руанде, Южной Африке. , Россия, Босния, Чечня, Косово, Румыния, Бразилия и США.
Нахтвей работает фотографом по контракту с журналом Time с 1984 года.Он был связан с Black Star с 1980 по 1985 год и был членом Magnum с 1986 по 2001 год. В 2001 году он стал одним из основателей фотоагентства VII. У него были персональные выставки в Международном центре фотографии в Нью-Йорке, Национальной библиотеке Франции в Париже, Palazzo Esposizione в Риме, Музее фотоискусства в Сан-Диего, Culturgest в Лиссабоне, El Circulo de Bellas Artes в Мадриде, Fahey/Klein Gallery в Лос-Анджелесе, Массачусетский колледж искусств в Бостоне, Canon Gallery и Nieuwe Kerk в Амстердаме, Carolinum в Праге и Hasselblad Center в Швеции, среди прочих.
Он получил множество наград, таких как Премия Содружества, Премия Мартина Лютера Кинга, Премия доктора Жана Майера за глобальное гражданство, Премия Генри Люса, Золотая медаль Роберта Капы (пять раз), Премия World Press Photo (дважды), Журнал Фотограф года (семь раз), Премия Международного центра фотографии Infinity (трижды), Премия Leica (дважды), Премия Байо для военных корреспондентов (дважды), Премия Альфреда Эйзенштадта, Премия фотоэссеистов Canon и Премия В.Мемориальный грант Юджина Смита в области гуманистической фотографии. Он является членом Королевского фотографического общества и имеет степень почетного доктора изящных искусств Массачусетского колледжа искусств.
Источник: www.jamesnachtwey.com
James Nachtwey — Фотография — Искусство
Рядом с этой фотографией в Организации Объединенных Наций находится витрина с лекарством, которое при скромных затратах (около 20 долларов на пациента в месяц) могло бы искоренить туберкулез, если бы лекарства распределялись и принимались должным образом; но это не так из-за коррупции, политики и невежества.
С изображениями сообщение разрушительно.
Работа г-на Нахтвея о раненых на войне в Ираке не менее не дает покоя. Находя в хаосе самые человеческие детали, он фотографирует солдата без сознания на операционном столе в тот момент, когда с его руки снимают обручальное кольцо. Он фотографирует Брайана Прайса, армейского сержанта, раненного самодельным взрывным устройством в Рамади, корчащегося на каталке, камера сфокусирована на имени четырехмесячной дочери солдата, Эшлин Джейде, вытатуированном над его сердцем.
На отдельном изображении медсестра поднимает и переворачивает обмякшего сержанта Прайса. На его спине есть несколько маленьких отверстий. Сцена похожа на Пьету. На упавшем лице медсестры вы читаете внезапное осознание того, что у солдата перерезан позвоночник.
А в военном госпитале в Германии г-н Нахтвей нашел Pvt. Эндрю Баума в коме, под присмотром его ошеломленных родителей. Его мать, Канди, улыбаясь в своей толстовке Университета Висконсина, нежно гладит его волосы.
Его отец, Джим, в темных очках на голове, трет один глаз, а другой рукой опирается на перила кровати для поддержки.Рука капеллана, протянутая внутрь картины, касается плеча Эндрю. Они молятся. Это застывшая драма, похожая на постановку Джеффа Уолла, но правда. Дыша через респиратор с закрытыми глазами, рядовой Баума выглядит душераздирающе молодым.
Это было оправданием администрации Буша для запрета фотографирования возвращаемых гробов.Но есть аргумент, высказанный на открытии шоу в 401 бывшим морским пехотинцем, потерявшим правую руку в Ираке. (Он был среди нескольких ветеранов, которые остановились в галерее, некоммерческом пространстве, посвященном такого рода исключительным фотопроектам, чтобы отдать дань уважения г-ну Нахтвею.
) Морской пехотинец сказал, что, по его мнению, эти фотографии должны быть на рекламных щитах на Таймс-сквер, поэтому чтобы все знали, что там происходит на самом деле, и никто не мог их не увидеть.
Джеймс Нахтвей — Новая работа — Выставки
Джеймс Нактвей
Новая работа
с 8 сентября по 22 октября 2005 г.
Прием для художника, Четверг, 8 сентября, 7 – 9 часов.м.
Галерея Fahey/Klein с гордостью представляет фотографии отмеченного наградами фотожурналиста Джеймса Нахтвея. Нахтвей посвятил себя документированию войн, конфликтов и критических социальных проблем. Благодаря своим фотографиям Нахтвей становится свидетелем коллективного общественного сознания, запечатлевшего то, что иначе осталось бы незамеченным. Его образы убедительно рассказывают о страхе, горе, боли и человеческих страданиях. Он заявляет, что «эти фотографии являются моим свидетельством. События, которые я записал, не должны быть забыты и не должны повторяться.
На этой выставке будут представлены изображения из различных недавних работ, в том числе: Ирак, бездомные дети в Индонезии, героиновые наркоманы в Пакистане, кризис геноцида в Дарфуре, цунами, раненые американские военные из Ирака.
Дэвид Шонауэр, главный редактор журнала American Photo, сказал о Нахтвее: «[Он] понимает силу универсального языка фотографии, позволяющую запечатлеть значимое изображение, которое передает правду и суть исторического момента». Как и все художники/коммуникаторы, Джеймс Нахтвей собирает исторические записи, наполненные его талантами посланника, чтобы создавать образы, превосходящие письменное слово.Можно сказать, что Нахтвей делает со своими фотографиями то же, что Пикассо со своей картиной «Герника», выражая свое возмущение тем, что навлекает на себя человечество.
Джеймс Нахтвей утверждает: «Для меня сила фотографии заключается в ее способности пробуждать чувство человечности. может быть мощным ингредиентом в противоядии от войны.В некотором смысле, если человек берет на себя риск оказаться в центре войны, чтобы сообщить остальному миру о том, что происходит, он пытается вести переговоры для мир.
Возможно, именно поэтому те, кто отвечает за увековечение войны, не любят, когда рядом фотографы. Мне пришло в голову, что если бы каждый мог хотя бы раз побывать там и увидеть, что белый фосфор делает с лицом ребенка, какую невыразимую боль причиняет попадание одиночной пули или как зазубренный осколок может разорвать кому-то оторвать ногу — если бы каждый мог быть там, чтобы увидеть страх и горе, хотя бы один раз, тогда они бы поняли, что ничто не стоит того, чтобы доводить дело до того, что это происходит даже с одним человеком, не говоря уже о тысячах.»
Джеймс Нахтвей вырос в Массачусетсе и с отличием окончил Дартмутский колледж (1966–1970), где изучал историю искусств и политологию. Изображения войны во Вьетнаме и движения за гражданские права в Америке оказали на него сильное влияние и сыграли важную роль в его решении стать фотографом. В 1976 году он начал работать газетным фотографом в Нью-Мексико, а в 1980 году переехал в Нью-Йорк, чтобы начать карьеру внештатного фотографа для журналов.
